Цитадель
Шрифт:
– Чего он такой злобный?
– Брату Таушу неудобно, что мы увидели разлад, – объясняя, девочка смутилась и опустила голову.
– И Саху он недолюбливает…
– Это почему?! – остановилась Тамара.
– В его саду кто-то надкусывает плоды или съедает на половину. Он думает на Сахатеса.
– Ты? – строго, но с сомнением обратилась к нему Тома. На что, гневно сверкнув карими глазками, рыжий наглец окинул ее таким презрительным взглядом, будто она оскорбила родовитого придворного.
–
«Может это мои голодные отроки? Нужно будет спросить, - пришло ей в голову. – Или кормить лучше».
– И на что покушаются?
– Пойдем, покажу. И садиком полюбуемся. Он такой красивый! И ухоженный! У Брата Тауша одаренные Богами руки! Что ни посадит, все вырастает!
Неспешно следуя по узким каменным дорожкам, Томка вертела головой, стараясь внимательно рассмотреть травы и деревья.
– Слушай, я же из этого ничего не знаю!
– Я тоже почти ничего не узнаю, хотя в целебных травах должна бы знать толк. Брат Тауш рассказывает о них, когда в хорошем настроении, но из-за разоренного сада и надкусанных плодов он сегодня расстроен и неразговорчив.
– Тебя не обижает?
– Что ты! Он рад, что я помогаю. И мне нравится. Представляешь, тут столько всего интересного. Если бы только ба видела! Жаль, что ее нет рядом, - вздохнула с грустью девочка.
– Не жалеешь, что уехала?
– Скучаю, но не жалею. Если бы не ты, я бы никогда не увидела этого.
– Как себя чувствуешь? Не испугалась тогда? Я так переживала!
– Ты о чем? – у подружки вытянулось лицо.
– По дороге в цитадель…? – издалека начала Тамара.
– Я спала по дороге. Что-то случилось?
– Чиа захлопала глазами. – Когда проснулась, тебя рядом не было. Мне сказали, что ты очень устала и спишь. Мы волновались за тебя. Саха немного дулся. Ждал, когда ты придешь. С тобой все хорошо? – она схватила Томку за руку. – Честно?
– Да-да, не волнуйся. Я же перед тобой живая и невредимая, – Тома улыбнулась и погладила подружку по голове. – Но не могла прийти раньше. Сначала спала два дня, не просыпаясь, а когда очнулась, отправили на кухню. Как освободилась, сразу к вам. Саха, завтра принесу тебе вкусняшек. Простишь моё вынужденное отсутствие?
– Кхрю! – одобрительно фыркнул Сахатес, задрал широкий курносый нос, все еще сильно смахивающий на пятак, и вальяжно двинулся вперед.
При одном взгляде на гордого питекантропа разбирал смех. Саха обернулся, окинул Томку уничижительным взглядом и скрылся в кустах.
– Не смейся! Он уже человек! Иногда даже ходит на задних лапах! – заступилась Чиа.
– Так на задних лапах или задних ногах? А передние ноги болтаются без дела? Какой непорядок! – паясничая, закачала головой Тома.
– А где его штанишки?
– Сушатся. Я их постирала! – торжественно заявила девочка.
Томка опешила.
– Ма Тереза, ты учиться приехала или ухаживать за наглым рыжим пройдохой, пользующимся твоей доверчивостью и добротой?
– Но он же такой одинокий! Его тут никто, совсем никто не любит! Тебя не было, он лежал с печальными глазами и скулил!
За спиной Чиа бесшумно разошлись ветки кустарника, вылезла наглая морда с проплешинами и, обнажив кривущие редкие зубы, попыталось скривить торжествующую улыбку.
– Неблагодарная сволочь! – прошипела Томка.
– Я?!
– Человек твой!
– Он хороший! – упрямилась девочка.
– Согласна, он хорошая сволочь. Причем мерзкая, нагло садящаяся на хрупкую девичью шею! – Тамара подозрительно прищурила глаза.
– Поди, он подъедает?!
– Нет! Это есть невозможно! Оно колючее и горчит.
– И ты уже отведала?! Мало моркови брать со склада, надо еще и плоды понадкусывать за компанию?
– Но он был такой голодный! А штах попробовала, чтобы за Сахатеса заступиться. Он бы такое ни за что есть не стал!
– Прибью, мерзавец! – погрозила Тома. – Так и знай: доберусь, хвост откручу!
– А он уже отпал! – радостно заверила Чиа.
– Тогда прижму, что еще не отпало!
Подружка задумалась. А когда до непорочного детского ума снизошло озарение, покраснела и опустила голову.
Садик не был садом в прямом смысле. Скорее это был большой огород, за которым кто-то с любовью и заботой ухаживал, подсаживая все новые полезные и экзотические для этих мест травы, кустарники и деревья. Изумрудный тон преобладал, но были и нежно-зеленые кустарники с красными ягодами и с насыщенно-темными бархатными листьями. Разноцветные ковры мелкой поросли сиреневых, фиолетовых, белесых цветов оттеняли разросшиеся кусты с крупными оранжевыми, малиновыми и синими благоухающими цветами. А свернув по тропинке, перед взором предстала высокая стена, увитая до верха ползущим плющом, и огромная красочная клуба петуний. Увидев знакомые, почти родные цветы, Тамара замерла.
– Красотища! – куда она не поворачивалась, там было торжество красок. – Я бы за порчу такой красоты сама покусала!
– А брат Тауш не кусается! – поддела Чиа.
– Куда уж мне темной до милых братцев.
Девочка ловко, по только ей ведомой дорожке, пробралась к стене. Томка, как слон в посудной лавке, последовала за ней, но, как ни старалась, пару раз услышала хруст ломающихся цветочных стебельков.
– Не кусается? Это хорошо! – крадясь по плотному цветочному ковру, бурчала Тома.
– Еще бы палку забыл по дороге.