Цитадель
Шрифт:
– Ладно, пойдем выбирать, – поманила Лесель.
Подойдя к стене, потянула рычаг, и дверь из толстых досок, накрывавшая люк, поднялась, обнажив крупные ступени, ведущие вниз.
– А там грызунов много?
– Отродясь не было! – оскорбилась проводница.
– Всех кошки переловили. Пошли! – и уверенно ступила в проем.
– А дверь не захлопнется?
– Как захлопнется, так и откроется. И внизу есть рычаг. Но хотела бы поглядеть на силача, который голыми руками сдвинет эту тяжесть.
Присмотревшись, Тамара поняла, что добротные толстые доски толщиной
– Ух, ты! – восхитилась она, оценив размер кладовой и количество хранимого съестного. Огромная прохладная зала, заставленная высоченными сосудами, бочками, мешками, кадками, с подвешенными к крюкам вялеными окороками и колбасами, произвела неотразимое впечатление.
– Туши и скоропортящиеся припасы в холодной со льдом. Ты раздета, поэтому смотреть не будем. Видишь, в ближнем углу от лестницы кадки, там и выбирай. То следует употребить скорее, иначе стухнет. Остальное по мелочи можно добрать.
– А что вы обычно стряпаете?
– Лепешки, булки, жаркое, каши, пироги, рагу.
– И чем недовольны сорванцы? – не понимала Тамара.
– Скоро узнаешь! – сердито буркнула Лесель.
Полазив по кадкам и горшкам, Томка нашла скисшее молоко, топленое масло, начавшие портиться ягоды и много другого, о существовании которого раньше и не подозревала. Поклянчив, выпросила меда и немного подобия сахара. Приготовить компот и кашу было проще простого, но непонятно откуда взявшийся энтузиазм, скорее всего из желания выпендриться и утереть нос, подбил на подвиг. Она решилась сделать оладьи или пончики, или блинчики, потому что от страха все, чему учила тетушка Са, безвозвратно испарилось, и от новоприобретенных кулинарных знаний этого мира не осталось и следа.
Стряпухи с интересом поглядывали в ее сторону, наблюдая, как Тамаа творит подобие фартука из полотенца, рыскает по сковородкам, выбирая подходящую, а потом месит какую-то невообразимую жижу.
– Муки добавь! – поучительно подсказывали женщины.
– Неа, не надо! – возражала Томка.
– И чего будет? – скептично покосилась Маена.
– Если получится, увидите, если нет, то не знаю.
– Ну-ну, – послышалось в ответ.
В положительном результате Тамара сомневалась, потому что впервые за долгое время ее допустили до печи и позволили делать то, что считала нужным. Однако печь была не та, к которой привыкла, и, тем более, совсем не плитой. Древняя сковорода явно отродясь не видела тефлоновых покрытий. И еще Тома допускала, что здешние продукты имеют некоторые специфические свойства.
Вздохнув и мысленно перекрестившись, под внимательными взглядами посмеивающихся кухарок, принялась месить тесто из расчета на семнадцать человек.
Когда вымесила огромный ком, мокрая рубашка прилипла к спине, руки и плечи ныли. Еще бы немного, и она рухнула бы в месиво лицом. Маена сжалилась и, отодвинув доходягу с тощими руками, домесила сама.
– Благодарю, – промямлила Томка.
– Не благодари, лучше забери себе отроков. А то отправишься к звезде раньше времени от натуги, – подмигнула другая.
– Маленький поганец всегда верно подмечает, чего переложили или не доложили. Знаешь ли, это сильно задевает и доводит до кипения. Тут – это не там, не императорские харчи! Чего дальше?
– Да мелочь! – пофигистично бросила Тамара. – Всего-то тазик ягод от косточек отделить.
На нее посмотрели, как на пришибленную.
– Может, взвар ягодный приготовишь?
– Да там их столько, что и на взвар хватит! – вздохнула она и, вооружившись самым маленьким ножом, принялась за дело. Уже через несколько минут перемазалась кисловатым оранжевым соком, не говоря уже о порыжевших по локти руках.
– Что за ягода? – озадачилась Томка впопыхах.
– Флоя.
– Знать не знаю. При варке хоть цвет не меняет?
– Меняет. Кровавой становится.
«Пусть! – наплевательски отнеслась Томка.
– Лишь бы не на поносно зеленый, вот позорище будет!»
Женщины с большим удовольствием продолжали наблюдать за ее трудами, больше смахивающими на мучения.
– Может, все-таки взвар? – подначивали со смехом.
– Нет! – упрямо отрезала Тамара, в душе уже сомневавшаяся в правильности выбора.
Пересыпав ягоды сомнительным сахаром зеленоватого цвета, Томка молилась, чтобы из сочетания красного и зеленого не случилось неожиданного коричневого, потому что иначе не только отроки ее засмеют, но и тётки, и вся цитадель. Потом принялась резать и раскатывать тесто. На сороковом кружке поняла, что переоценила силы, на сотом бранила себя спесивой дурой, решившей выпендриться, а на сто двадцатом истерично вопила под нос:
– Дура, ох, дура! Надо было кашу с изюмом варить, так нет же! Самая умная, талантливая! Зачем мне советы каких-то теток, которые тут всю жизнь ишачат на орден, да еще поколениями! Буду потом, после всех мучений, давиться варениками с коричневой разваренной слизью под дружный смех народа! Идиотка!
– Чего там бубнишь?
– Молитву!
– А, ну да, полезное дело. Молись, не отвлекаем!
Томка хмыкнула и заголосила во всю глотку на русском:
– О, Боже, помоги мне, дуре спесивой, приготовить что-нибудь приличное. Очень молю! Ну, чего тебе стоит?! Пжааа-луста! Я ж тебя не забываю!
От жалости к себе и расстройства она раскисла. Когда закончила лепить, красные руки нестерпимо чесались. А вареники предстояло еще сварить и успеть выловить все сто двадцать штук, пока не переварились.
«Есть ли тут дуршлаг или ложкой придется? Ежели поштучно ловить, охренеть же можно!»
Выяснилось, что дуршлага у них нет, зато есть дырявая старая кастрюля, увидев которую Тамара довольно заулыбалась.
– Девочки, да она сумасшедшая! – услышала Тома, когда, тихо приблизившись к столику у прохода, на котором стоял горшок с маслом. Стена скрывала от чужих глаз, а ветер хорошо доносил слова, произнесенные шепотом. – На ее одежу гляньте, проще у нее ничего нет! А к кастрюле прохудившейся радости сколько? Точно со двора, они там такого отроду не видали!