Цитадель
Шрифт:
Представляя, как коснется ее чувственных губ, властно проведет языком, а она ответит, возбуждался. Решив, что это из-за долгого воздержания в плавании, посетил шлюх, но от этого Тхайя меньше манить не стала. Наоборот, там ему любезно поведали о ней много интересного, чем еще больше заинтриговали.
Хас узнал, что некоторое время назад город посетил приезжий купец, который, страдая от отверженной любви, напился до беспамятства и пропустил отплытие корабля, а потом пьяный носился по борделю и выкрикивал гадости о дерзкой девке,
«Что ж, видать, все женщины твоего рода искусительницы, но и я не прост!» - усмехнулся Хас. Сначала подумывал предложить награду за ночь, но решил, что гордячка откажется, еще и на смех поднимет, потому предпочел сделать по-иному.
Он был уверен, стоит Тхайе лучше узнать его, дерзкая подавальщица согласится остаться с ним. Хасат бы щедро одаривал ее подарками, а когда надоела бы, вернул обратно, загодя взяв расписку, что она не имеет недовольства и сполна получила откуп. Хас был молод, богат, и женщины любили. Разве эта устоит?
«Привыкнет, еще в ногах будет ползать, умоляя, чтобы остаться…» - мечтал он, размышляя о будущем. И когда на борт подняли тюк, не говоря ни слова, подхватил его и понес вниз, под громкий хохот и непристойные шутки команды.
Стаскивая веревки с сонной Тхайи, провел рукой по изгибам соблазнительного тела, огладил грудь. Проснулась похоть, но Хасат слишком уважал себя, чтобы поступать как неудачник.
«Пусть проснется. Как раз успеем отплыть», - ухмыльнулся он.
Оставив пленницу на ложе, достал сундук с монетами и украшениями и поставил на стол, так, чтобы едва очнулась, сразу заметила его. Хасу нравилось играть женщинами и видеть, как побеждает жадность, как гордые и неприступные тают и становятся податливыми. Представляя, как она будет метаться, откровенно злорадствовал.
Заперев дверь, поднялся на палубу. Проверил, как идет погрузка, дал указания Фану и поспешил вернуться вниз. Порошок действовал кратковременно, и она совсем скоро должна была проснуться. А ему не терпелось увидеть реакцию бедной подавальщицы на дорогие украшения с камнями, от которых рябило в глазах…
***
Очнувшись, Томка еще не успела открыть глаза, а уже испугалась чуждого запаха. Резко сев, завертела головой…
Хасат видел, как у Тхайи задрожали губы, когда поняла, что находится на судне.
– О, Боги! Как же так? – испуганно прошептала она, но когда заметила его, гневно зашипела: - Мер-р-завец! Еще пожалеешь!
Тамару трясло от одного вида похитителя. Длинные пряди темных волос, падавшие ему на лицо, казались ей грязными и сероватыми. Полуулыбка – противной, даже женоподобной.
– Какие грозные слава для слабой женщины! – рассмеялся Хас, благодушно улыбаясь пухлыми губами, однако его прищуренные глаза оставались цепкими и злыми. – Поднос дать?
– Верни меня обратно!
– Не раньше, чем через четверть. Мы отплыли.
– Ты совершил преступление и ответишь за это, - зная тайну Братства, Томка говорила уверенно, но в ответ услышала лишь беззаботный смех. Наглый чужестранец вольготно закинул руки за голову и потянулся.
– Да неужели? Если так, готов выплатить виру. Ведь так решаются все хлопоты. Сколько тебе надо? Этого достаточно? – он небрежно махнул широкой ладонью с толстыми пальцами в сторону ларца.
– Подавись своими монетами! Верни на берег!
– Через четверть. Думаешь, он простит тебя? – мерзавец смотрел на нее злыми, голодными глазами, и от осознания, что Долон никогда не простит ей измены, душа ушла в пятки, и заколотилось сердце.
– И это все ради мести? – догадалась Томка.
– Не смущайся, примерь. Ты ведь любишь украшения! – расхохотался Хас.
Отчаявшаяся Тамара подлетела к столу и, схватив сундучок, с силой швырнула на пол.
– Подавись ими! – закричала она. – Не нужно мне ничего от тебя!
– Не надо ломаться, ты ведь не скромница! – гоготал чужеземец, упираясь руками в бока. Насмеявшись вдоволь, вытер кулаком глаза и вышел из комнатенки, заперев дверь.
«Ло никогда, никогда не сможет простить меня!
– от осознания, что потеряла его, подкосились ноги.
– Долон ведь был против работы в трактире, предупреждал, а я хотела утереть ему нос. А нос утерли мне и дали по губам, чтобы не раскатывала!»
Томка с последней надеждой метнулась к небольшому окну, в который бы с трудом, но пролезла, однако корабль плыл под парусами, и на горизонте не было видно земли.
Глава 20
Томка безудержно рыдала от бессилия, молила Богов о чуде, однако что могло спасти ее? Если только Долон каким-то чудом приплыл бы и всех раскидал? Ради такого Тамара отдала бы полжизни, но текли мгновения, и все шло своим чередом.
От мыслей, что сама разрушила счастье, потеряла самого дорогого человека, которого ждала всю жизнь, сжималось сердце. Хотелось уснуть и проснуться потом, когда боль утихнет, и душа перестанет болеть. Прижавшись головой к деревянной обшивке, она смотрела на волны, по которым скользило судно, уносящие ее в дальние края, и завидовала божьим тварям, имевшим крылья или плавники.
«Была бы птицей, взмыла ввысь! И только меня и видели!» - но это были только мечты.
С палубы доносился оглушительный, непристойный гогот моряков, снующих быстро и ловко. Команда торжествовала и готовилась праздновать победу, пусть непристойную, подлую, но они отомстили сполна.
«Если пригрозить местью Ордена? Сказать, что Ло этого так не оставит?» - она не собиралась сдаваться, все еще надеясь на спасение, но тревожный, надрывный крик чайки трепал и без того натянутые нервы и не давал поглощенной потрясением и горем Томке сосредоточиться.