Цитадель

Кронин Арчибальд Джозеф

Мы всегда так устраиваемся - я, Айвори и Дидмен. И тебе бы следовало вступить с нами в компанию, Мэнсон... Пока не будем об этом говорить... да, лечебница сейчас за углом!

Но ты удивишься, когда я тебе расскажу, какой доход это дает.

Эндрью остановил машину у дома, который ему указал Хемсон, обыкновенного на вид лондонского жилого дома, высокого и узкого, совершенно очевидно не предназначавшегося для его нынешних 'функций. Озирая шумную улицу, по которой грохотали и свистели автобусы, автомобили, трамваи, трудно было себе представить, чтобы какой-нибудь больной мог найти здесь покой. Это было как раз такое место, где можно было скорее заболеть

расстройством нервов, чем излечиться от него. Эндрью сказал это Хемсону, когда они поднимались по ступеням подъезда.

– Знаю, дорогой мой,- с готовностью согласился Фредди,- но и другие санатории и лечебницы расположены не лучше. Этот уголок Вест-Энда кишит ими. Видишь ли, нам, врачам, нужно, чтобы они находились там, где нам удобно.- Он ухмыльнулся.- Идеальное место для них, конечно, было бы где-нибудь за городом, в-тишине, по подумай, какой врач, например, захочет ездить-за десять миль каждый день, чтобы пять минут пробыть у больного! О, ты со временем все узнаешь относительно наших вест-эндских тихих заводей для больных.- Он остановился в узком вестибюле, по которому они проходили.- Они все пропитаны тремя запахами,-замечаешь?-эфира, кухни и человеческих испражнений - логическая последовательность... Извини, дружище! Ну, а теперь - к Иде!

С видом человека, знающего, что делает, он привел Эндрью в тесную контору на нижнем этаже, где за маленьким письменным столом сидела маленькая женщина в форме красновато-лилового цвета и накрахмаленной белой наколке.

– Доброе утро, Р1да!-воскликнул Фредди тоном, в котором звучало нечто среднее между лестью и фамильярностью.- Что, все подсчетами занимаетесь?

Она подняла глаза и, увидев его, приветливо улыбнулась. Ида была низенькая, полная и в высшей степени полнокровная женщина. Но ее веселое красное лицо было так густо напудрено, что казалось сизо-лиловым, почти под цвет ее форменного платья. В ней чувствовалась грубая, неугомонная жизненная энергия, смелость, понятливость, юмор. Она носила вставные и притом плохо вставленные зубы, в волосах уже блестела седина. Легко было заподозрить ее в любви к крепким выражениям и вообразить в роли содержательницы второразрядного ночного клуба.

А между тем санаторий Иды Шеррингтон был самый модный в Лондоне. У Иды побывали половина пэров, светские дамы, любители скачек, знаменитые адвокаты и дипломаты. Стоило только развернуть утреннюю газету, чтобы прочесть, что еще кто-нибудь из блестящей молодежи, знаменитостей сцены или экрана благополучно оставил свой апендикс в материнских руках Иды. Она одевала всех сиделок в форму светлолилового цвета, платила дворецкому двести фунтов в год, а старшему повару - вдвое больше.

С больных брала совершенно фантастические цены. Сорок гиней в неделю за комнату было довольно обычной здесь платой. А сверх того платили отдельно за лекарства,- часто эти счета исчислялись в фунтах,- за специальную ночную сиделку, за операцию. А если с Идой пытались торговаться, у нее на все был один ответ, который она часто сдабривала вольным прилагательным. У нее имелись свои заботы.

Надо было платить разные проценты и налоги, и она часто приходила к убеждению, что остается в накладе.

Ида питала слабость к молодым врачам и любезно поздоровалась с Мэнсоном, а Фредди пробормотал:

– Хорошенько посмотрите на него. Он скоро будет направлять к вам такое множество пациентов, что вы переберетесь в "Плаза-отель".

– "Плаза" перебирается к нам,- многозначительно кивнула Ида своей наколкой.

– Ха-ха-ха!
– засмеялся Фредди.- Вот это хорошо.

Надо будет рассказать Дидмепу. Поль это одобрит. Пойдем, Мэнсон, сейчас поднимемся наверх.

Слишком узкий лифт, в котором могли бы поместиться только одни носилки, поставленные косо, поднял их на четвертый этаж. Коридор был узок, у дверей стояли подносы и вазы с цветами, сникшими от жары. Эндрью и Хемсон вошли в комнату миссис Ребер н.

Женщина лет за шестьдесят сидела в постели, обложенная подушками, ожидая врача, и держала в руках бумажку, на которой были записаны некоторые симптомы, замеченные ею у себя этой ночью, а также вопросы, которые она хотела задать ему. Эндрью не ошибся, отнеся ее сразу к типу пожилых ипохондриков, тех "malade au petit morceau de papier"1, о которых говорит Шарко.

Присев на кровать, Фредди заговорил с нею, ограничившись лишь тем, что пощупал ее пульс. Он выслушал все, что она сказала, и стал ее весело успокаивать. Сказал, что мистер Айвори сегодня днем придет к ней и сообщит результат своих высоконаучных исследований. Попросил разрешить его коллеге, доктору Мэнсону, осмотреть ее.

Миссис Реберн была польщена. Все это было ей очень приятно. Из разговора выяснилось, что она вот уже два года лечится у Хемсона. Она была богата, одинока, и жизнь ее протекала то в исключительно дорогих частных отелях, то в санаториях Вест-Энда.

– Господи!-воскликнул Фредди, когда они вышли из комнаты.- Ты представить себе не можешь, какое золотое дно для нас эта женщина! Какие самородки мы извлекаем!

Эндрью ничего не ответил. Его слегка мутило от атмосферы, царившей здесь. У старой дамы легкие были в порядке, и только трогательная благодарность, с которой она смотрела на Фредди, мешала Эндрью счесть все это дело гнусным и бесчестным. Он старался уговорить сам себя.

С какой стати ему разыгрывать поборника справедливости?

Он никогда не добьется успеха, если будет все попрежнему нетерпим и упрям. И Фредди ему добра желал, приглашая осмотреть свою пациентку.

Он довольно дружески простился с Хемсоном и сел в свой автомобиль. А в конце месяца, когда он получил от миссис Реберн в благодарственном письме аккуратно написанный чек на пять гиней., он уже смеялся над своими вздорными сомнениями. Теперь он очень любил получать чеки, и, к его великому удовлетворению, их поступало все больше и больше.

VII

Врачебная практика Эндрью после такого многообещающего начала стала быстро, чуть не молниеносно, расти и расширяться во всех направлениях, и Эндрью еще стремительнее поплыл по течению. Он был в некотором смысле жертвой собственной страстности. Он всегда был бедняком. В прошлом его упрямая независимость приносила ему одни лишь неудачи. Теперь он имел возможность наслаждаться поразительным материальным успехом.

Вскоре после экстренного вызова к Лорье он имел весьма приятный разговор с мистером Уинчем, после которого к нему стали обращаться большинство младших служащих Лорье и даже некоторые из старших. Приходили чаще всего с обычными жалобами, но, раз побывав у него, девушки до странности часто являлись снова,- доктср был так мил, такой веселый и живой. Цифра его доходов от приема больных на дому все летела вверх. Он скоро имел возможность выкрасить фасад дома и при содействии одной из фирм, снабжающих врачей (ведь все они горят желанием содействовать молодым вольнопрактикующим врачам в увеличении их доходов), заново обставил свой кабинет и приемную, купив новую кушетку, мягкое креслокачалку, несколько шкафчиков элегантно-ученого вида из белой эмали и стекла.