Цивилизация людоедов. Британские истоки Гитлера и Чубайса
Шрифт:
В 1896 году один из англичан исчерпывающе емко описывал наиболее распространенные настроения своих соотечественников в будущей Южной Родезии: «Большинство действительно желает уничтожить всех черномазых, независимо от того, друзья они или враги» [149].
При этом протестанты были абсолютно убеждены в том, что «общепризнанная чистота помыслов могла освободить англичан от моральной ответственности за кровь, пролитую во имя соблюдения империалистических интересов» [342].
Произнесенная в день памяти Ватерлоо и изданная в 1899 году под весьма характерным заголовком «Божественное руководство нациями» проповедь, по восприятию английского же историка Мэнгена, «пропитана кровью ветхозаветных битв, наполнена расистской бранью, отличается чувством самодовольства
Эта риторика буквально завораживала немецких фашистов: «Коль скоро англичанину… удалось занять ведущее положение внутри белой расы и повсюду предстать перед цветным представителем Европы как таковой, нельзя не… признать, что он… предназначен расой для выполнения этой задачи. Важнее всего, что религиозное учение о предопределении (почерпнутое ими из Ветхого Завета) трансформировалось у них в выраженное расовое сознание. Уже не как протестант, но как англосакс он [англичанин] считает себя избранным для власти над миром. Власть над миром стала для него важнейшей частью его земного призвания. Свои притязания на роль единственного избранного народа они воплощают в жизнь с ветхозаветной… жестокостью» [180].
О том, что англичане должны сохранять свою избранность «в духе Ветхого Завета», не уставал всячески напоминать им почитаемый до сих пор Дизраэли [306], а неутомимый певец британского империализма Киплинг объявил им же: «Воистину, вы происходите из Его Крови» [255].
Основой имперской идеологии являлась именно британская кровь: задолго до Гитлера английское общество обосновывало претензию на свою гегемонию в империи [196] именно своей чистокровностью. Нацисты даже в 1940 году, уже после начала Второй мировой войны с восхищением признавали британскую мотивировку избранности английского народа, основанную на «духе расы», «узах крови, которые связывают предков и потомков» и избранности Судьбой [351].
Не менее важным культурным кодом британцев, крайне повысившим эффективность их действий в процессе захвата и порабощения колоний и потому крайне высоко оцененным немецкими фашистами (и заимствованным ими с искренним восторгом новообращенных), стало кальвинистское (а кальвинизм являлся по сути своей протестантской версией иудаизма) представление о принципиальной непогрешимости избранных Богом. (Правда, в кальвинизме и в Англии, в отличие от нацистской Германии, непосредственным признаком и конечным доказательством избранности служило богатство: богатый по определению не мог быть грешником, – и вот этот подход, в отличие от немецких фашистов, в полной мере усвоен современными либералами)
С 1619 года кальвинизм провозглашал: «Бог так хранит избранных… что, несмотря на их грехи, они всё равно не лишаются милости Божьей» [351а]. Тем самым принадлежность к избранным сама по себе уже санкционировала любые преступления: считавшие себя таковыми истово верили в то, что любые их действия по определению угодны Господу. «Пусть английский народ, избранный Богом, предназначенный Им для господства, народ, которому суждено блаженство, впадет в самый тяжкий грех – на его избранности это не отразится ни в малейшей степени. В том, что делают святые… греха быть не может… как бы скверно их дела ни выглядели. [Не в том дело… что совершается… а в том… кто свершает эти дела: «Британцы – раса… избранная Богом… потому действия британцев не могут быть неправедными.»] Для английских мещан это… догмат непогрешимости… в который они верят более ревностно… чем католики – в непогрешимость папы» [172].
Убежденность англичан в том… что их поступки в принципе не могут оказаться безнравственными… полностью исключала для них саму возможность оценивать свои действия на основании этических критериев. А органическая неприменимость понятия «правды» в качестве критерия своей деятельности привела к тому… что эта деятельность оценивалась исключительно с точки зрения пользы [311]; сферой же применения этических критериев осталась лишь деятельность
Отсюда вытекает фундаментальный принцип английской (и в целом англосаксонской) морали: оценивать свои действия (и деятельность своих властей) исключительно с прагматичной… а действия всех остальных (и прежде всего противников) – исключительно с моральной точки зрения. Этот «двойной стандарт» является базовой основой не только любых рассуждений о каких-либо конкретных вопросах… но и основой английского (и в целом англосаксонского… а сейчас уже и в целом западного) мышления как такового.
В 1889 году оксфордский профессор истории Джеймс Фрод (последовательный противник отмены рабства для африканцев даже в те времена) выразил этот подход с кристальной ясностью: совершаемые британцами поступки… даже внешне неблаговидные… всегда по самой своей природе направлены на благо человечества… – однако для всех остальных… не-британцев эти же самые поступки являются недопустимым грехом [142; s. 167]. Практическое применение этого принципа выразилось прежде всего в «тенденции нравственной переоценки, при которой грех или вырождение приписываются жертве, а не виновнику империалистической агрессии» [293, 318].
Немецкий корреспондент в Лондоне, наблюдая повседневное политическое воплощение данного подхода со стороны, в качестве носителя совершенно иной культуры, зафиксировал, что степень демократии и гуманности в Англии непосредственно определяется «крупнейшей аристократической и военной организацией, какую только знает мир, – … Британской империей… Демократия и гуманность применяются только там, где это необходимо, и только в той мере, насколько это необходимо… для сохранения власти за германско-британским господствующим слоем» [127].
А Гитлер резюмировал эту исключительно важную для понимания Англии и её политики специфику повседневной британской культуры, причём уже в 1942 году, констатировав жизненную необходимость обучить «немецкий народ… подобно англичанам, лгать с самым искренним видом.» [220].
О степени английского прагматизма наглядно свидетельствует вечная бездонная пропасть между британской пропагандой и британской же реальной политикой. В частности, перед Мюнхенской сделкой англичане категорически отказались поддерживать немецких заговорщиков в главе с генералом Фричем, готовых свергнуть Гитлера, так как «Англия не ведет переговоров с предателями». А во время войны лондонская радиостанция «Передатчик европейской революции» [300] отчаянно пыталась поднять немецкий народ на «восстание» против Гитлера и настойчиво призывала к «политической и социальной революции». Когда же через несколько лет Англии понадобилось сохранение порядка на оккупированной ею территории Германии, британцы передали немецких военных моряков, отказавшихся подчиняться Гитлеру и уже находившихся под их охраной в качестве военнопленных, нацистскому «военному трибуналу», который вынес им приговор: неожиданно оказалось, что с английской точки зрения, когда англичане сочли это полезным для себя, нацистские законы и судебные процедуры продолжали действовать в отношении немцев и в плену [272].
Авторитетный исследователь Рубинштейн в изданном в Лондоне сборнике «Мозаика жертв. О не-евреях, преследовавшихся и уничтоженных нацистами» (под редакцией Беренбаума, директора американского Мемориального музея Холокоста) авторитетно подтверждал, что «связь между геноцидом, проводившимся поселенцами колоний XVIII–XIX веков, и геноцидом XX века может быть прослежена в гитлеровской программе “жизненного пространства”»: именно вековой опыт колонистов, в первую очередь британских, служил для Гитлера наглядной «моделью, которой должна была следовать Германия на востоке европейского континента» (цитируется по [80]).