Цивилизация страуса
Шрифт:
– Как и все мы, - сказал Гена.
– Как и все мы.
Мечи скрестились, высекая искры. Краюхин напрыгнул на противника, толкая его щитом в необъятный живот. Японец снова сделал какое-то неуловимое глазу движение, уходя вбок, и Краюхин пролетел несколько метров по инерции, врезавшись в ограждение арены. Катана сверкнула в воздухе и прочертила красную линию на левом бицепсе Краюхина. На арену упали первые капли крови.
– Если бы речь шла об административном нарушении, уже можно было бы заканчивать, - прокомментировал Гена.
– Дела с небольшими суммами
– Чем выше сумма иска, тем больше крови должно пролиться?
– утонил Гусев.
– Прямой зависимости тут нет, - сказал Гена.
– По крайней мере, после того, как исковая сумма перекатывает за сотню тысяч.
– Я эти тонкости не понимаю, - признался Гусев.
– Да нет здесь никаких тонкостей, - отмахнулся Гена.
– Официально поединок считается закончившимся только после того, как прозвучит гонг. До этого противники могут делать друг с другом все, что угодно. Если сумма иска небольшая, то гонг звучит уже после первой крови, если нет, то оппонентам дают шанс уладить все окончательно.
– Э... то есть, поубивать друг друга?
– Да, - сказал Гена.
– Это вовсе необязательно, но... Понимаете, если сумма иска весьма значительна, и оба адвоката остались в живых, то после поединка возможно всякое. Аппеляции, ссылки на прецеденты, прочая казуистика. Это все же юриспруденция, друг мой, хотя и весьма модернизированная. Но вот если ведущий адвокат другой стороны мертв, то подача аппеляции уже невозможна. Понимаете, о чем я?
– Можно не убивать, но убивать вернее?
– уточнил Гусев.
– Да, как-то так.
– И часто убивают?
– Примерно в двадцати процентах случаев, - сказал Гена.
– В уголовном праве, как вы понимаете, расклады другие.
Краюхин уже почти не атаковал.
Он ушел в глухую оборону, принимая удары своего противника на щит. Японец же, никуда особенно не торопясь, проводил одну атаку за другой и постепенно теснил гусевского адвоката в угол.
– И как вы полагаете, Федор...
– Его убьют, - бесстрастно сказал Гена-Геноцид.
– Уж больно дело щекотливое.
– Даже если я попрошу отозвать иск?
Гена покачал головой.
– Во время поединка это уже невозможно, - сказал он.
– От вас теперь ничего не зависит.
Гусев никогда не был ни фанатом холодного оружия, ни большим поклонником мордобоя.
Все эти ножи, мечи, топоры и прочие острые штуковины, предназначенные для кровопускания, не пробуждали в его душе никакой страсти. В его время существовал целый пласт людей, которым это было интересно, да что там, с парочкой таких индивидуумов он и сам был знаком. Офисные работники, в курилке обсуждающие очередную модель ножа из чего-то-там-легированной стали, с кровостоком и рукояткой, предназначенной для обратного хвата, не вызывали у него ничего, кроме недоумения. Тогда ему казалось, что время холодного оружия безвозвратно прошло, и если уж придется решать проблемы, связанные с насилием, то для этого существуют более прогрессивные методы. Тот же пистолет, например.
Но ведь его увлеченные ножами коллеги никаких
Или вот бокс.
Практически все знакомые Гусева разбирались в боксе. При анонсе очередной схватки за звание чемпиона в супертяжелом весе - наверное, в боксе были и какие-то другие веса, но они почему-то никого не интересовали - в кабинетах и курилках сразу же начиналось обсуждение шансов того или иного боксера, разрабатывались хитроумные стратегии и в ушах Гусева звенело от всех этих 'джебов, крюков, клинчей и апперкотов'. При этом, по факту, драться никто из этих специалистов и не умел. Когда Гусеву не удавалось отвертеться от очередного корпоратива, он частенько наблюдал стычки своих коллег, и ни одна из них хотя бы отдаленно не напоминала боксерские поединки профессионалов. Как правило, это были неуклюжие, смазанные двидения, когда удары наносились не кулаками, а всем подряд, ногами вообще никто из корифеев никогда не работал, а так называемый клинч сразу же переходил в беспомощное валяние на паркете.
Гусев никак не мог понять, откуда у этих тихих, мирных, и, в общем-то, довольно неплохих людей берется такая тяга к насилию, но, судя по результатам, кому-то из них удалось добраться до законодательной власти и захватить ее в свои потные, никогда не державшие ничего тяжелее компьютерной мышки, руки. И теперь адвокаты убивают друг друга на арене, а простые граждане на вполне законных основаниях постреливают в других простых граждан на улицах.
И ничего, страна не развалилась, хаоса нет, все довольны. Что же произошло с людьми за то время, что он проспал? Ведь по историческим меркам это был очень недолгий период.
Гусев дал себе слово, что попытается в этом разобраться.
Даже не будучи специалистом, Гусев понимал, что дело плохо.
Краюхин швырнул изрубленный в щепки щит в лицо японцу, а сам попытался провести атаку в ноги. С грацией танцора японец уклонился от обеих угроз, махнул в ответ мечом, и грудь Федора прочертила очередная кровавая полоса.
Однако, Краюхин был настоящим бойцом. Ему не хватало умения, совершенно очевидно, что ему не хватало скорости, но даже понимая, что шансов на победу у него нет, он не опускал руки и продолжал драться.
– Жаль, - прямо над ухом сказал Гена-Геноцид, о существовании которого Гусев успел позабыть.
– Хороший парень, очень старательный. Но это просто не его уровень.
Удар, блок, удар, звон клинков. Японец дрался легко, словно в тренировочном зале, словно перед ним был не человек, стремящийся его убить, а бессловесная макивара, которая не может дать сдачи. Федор был залит кровью, сочащейся из многочисленных порезов, кровь капала на плотно утоптанный песок арены, и всем уже было ясно, чем кончится этот суд, но чертов гонг все не звучал и не звучал.