Cлово президента
Шрифт:
Боль была ужасной, хотя и невидимой. Моуди прописал повышенную концентрацию морфина в составе внутривенного раствора. По крайней мере это уменьшит боль, что поможет пациентке и обезопасит обслуживающий персонал. Пациент, страдая от невыносимой боли, начинает метаться, а это представляет опасность для медицинского персонала, ухаживающего за больным лихорадкой, которая сопровождается обильным кровотечением. Сейчас ее левая рука была привязана к кровати, чтобы больная не вырвала иглу, с помощью которой вводили внутривенно физиологический раствор. Несмотря на эту предосторожность, игла едва удерживалась в руке, а устанавливать вторую было опасно и почти невозможно, так как ткани быстро распадались.
Сестра Мария-Магдалена ухаживала за своей подругой. Ее лицо было скрыто маской, и глаза ее над нею казались особенно
– Молитесь за нее, сестра. Мне нужно кое-что сделать. – И как можно быстрее, мысленно добавил он и вышел из палаты. Сняв защитную одежду, он бросил ее в предназначенный для этого контейнер. Все иглы, которыми пользовались в этой больнице, попадали в специальные контейнеры для острых предметов для обязательного уничтожения – небрежное отношение африканцев именно к таким предосторожностям привело к первой крупной вспышке лихорадки Эбола в 1976 году. Тот штамм лихорадки получил название «Эбола Маинги» по имени медсестры, заразившейся ею, скорее всего из-за элементарной небрежности. С тех пор медики многому научились, но Африка остается Африкой.
Вернувшись к себе в кабинет, Моуди позвонил снова. Теперь процесс резко ускорился. Он не знал, что делать дальше, хотя примет участие в том, что от него потребуют. Врач начал с того, что немедленно принялся за поиски литературы, в которой могли содержаться полезные сведения.
– Я собираюсь спасти вас. – Услышав это восклицание, Райан засмеялся, а Прайс поморщилась. Арни ван Дамм всего лишь повернул голову и посмотрел на нее. Глава президентской администрации отметил, что она по-прежнему не обращает внимания на свою одежду. Агенты Секретной службы вообще-то относились к этому положительно и называли щегольски одетых сотрудников Белого дома «павлинами» – это на людях, а между собой они пользовались более резкими выражениями. Даже секретари тратили на одежду больше, чем Кэлли Уэстон. Арни молча протянул руку.
– Вот, пожалуйста, – и Кэлли вручила главе администрации три экземпляра президентского выступления.
Райан был благодарен Уэстон за то, что текст напечатан крупным шрифтом. Теперь ему не придется надевать очки или унижаться просьбами перепечатать его крупнее. Обычно он читал быстро, однако на этот раз не спешил.
– Не будете возражать против одной поправки в тексте? – спросил он через несколько секунд.
– Какой поправки? – с подозрением спросила Уэстон.
– У нас появился новый министр финансов. Джордж Уинстон.
– Миллиардер?!
Райан перелистнул первую страницу.
– Конечно, я мог поручить руководство Министерства финансов какому-нибудь бродяге со скамейки в парке, но пришел к выводу, что человек, разбирающийся в финансовых вопросах, справится с делом лучше, – улыбнулся президент.
– Мы называем их «бездомными людьми», Джек, – заметил Арни.
– Или мог поручить министерство ученому, но Базз Фидлер был единственным ученым, которому можно было доверить такую ответственную должность, – продолжил Джек уже серьезно, вспомнив о недавней трагедии. Фидлер был действительно редким ученым, человеком, знавшим больше его. Проклятье.
– Вы хорошо справились с заданием, мисс Уэстон.
– Кэлли… – начал ван Дамм, читая третью страницу.
– Арни, бэби, нельзя писать стилем Оливье для Джорджа С.Скотта. Надо писать стилем Оливье для Оливье, и стилем Скотта для Скотта. – В глубине сердца Кэлли Уэстон знала, что стоит ей сесть на авиалайнер в аэропорту Даллеса, отправиться в Лос-Анджелес, нанять там машину, приехать в Голливуд на киностудию «Парамаунт», и через шесть месяцев у нее будет свой особняк в Голливуд-Хиллз, «порше», который она будет ставить в отведенном для нее месте на Мелроуз-бульвар, и тот самый позолоченный компьютер. Но нет. Весь мир может быть сценой, но та роль, которую она писала, была предназначена для самого великого и блестящего актера. Публика может и не знать о ее существовании, зато она знала, что слова, написанные ею, меняют мир.
– Так кто же все-таки я? – Президент поднял голову.
– Вы не такой, как все. Я ведь уже сказала вам об этом.
Глава 12
Существует немного сторон жизни, которые были бы более предсказуемы, подумал Райан. Он легко поужинал, чтобы не испытывать тяжести в желудке, и почти не обращал внимания на семью, читая и перечитывая подготовленную для него речь. Он сделал несколько карандашных пометок, почти все чисто лингвистического характера, против которых Кэлли не возражала и которые она сама позднее внесла в текст. Речь передали по каналу электронной связи в комнату секретарей рядом с Овальным кабинетом. Кэлли была писательницей, а не машинисткой, а президентские машинистки печатали с такой скоростью, что Райан открывал рот от изумления. Когда был готов окончательный вариант, его напечатали на бумаге, которую президент будет держать в руках, а второй экземпляр ввели в электронное устройство «бегущая строка». Кэлли Уэстон лично проследила, чтобы оба экземпляра были идентичны. Случалось, что в последнюю минуту кем-то что-то в тексте менялось, но Кэлли знала это и охраняла свою работу, как львица новорожденное потомство.
Как и следовало ожидать, самые мрачное пророчество произнес ван Дамм: «Джек, это самая важная речь, с которой тебе придется когда-нибудь выступить. Расслабься и читай.»
Спасибо, Арни. Глава администрации был тренером, которому никогда не приходилось выходить на поле для участия в матче. Каким бы экспертом он ни был, ван Дамм просто не имел представления о том, что значит стоять на поле, глядя на игроков с битами в руках.
Телевизионные камеры были установлены – как главная, так и запасная, причем обе оборудованные бегущей строкой. Сияющие софиты включены, и на протяжении всей речи фигура президента будет отражаться силуэтом в окнах своего кабинета, подобно оленю на гребне холма, – еще одна причина для беспокойства агентов Секретной службы, хотя они были вполне уверены в прочности стекол, способных выдержать попадание пуль из крупнокалиберного пулемета. Агенты личной охраны президента знали в лицо всех телевизионщиков, которые будут принимать участие в передаче, и все-таки проверили каждого из них, а также оборудование, внесенное в Белый дом. Все знали, что предстоит. Во время вечерних передач ведущие сделали необходимые объявления о предстоящем выступлении президента, затем перешли к другим новостям. Все было как обычно, рядовая рутина, только не для президента, разумеется, для которого все это было незнакомо и даже пугающе.
Он ожидал телефонного звонка, но не в это время суток. Всего несколько человек знали номер его сотового телефона. Было слишком опасно иметь обычный телефон, подключенный к сети. Моссад по-прежнему занимался своим делом, и неосторожные попросту исчезали. Заново родившийся мир на Ближнем Востоке ничего не изменил в этом отношении, и, по правде говоря, у них были основания ненавидеть его. Они проявили дьявольскую изобретательность, убив с помощью сотового телефона его коллегу: сначала вывели из строя его телефон, послав в него электронный сигнал особой частоты, а затем работающие на них связисты доставили ему другой…, с десятью граммами пластиковой взрывчатки. Говорят, будто последнее, что услышал в этой жизни его коллега, были слова директора Моссада: «Привет, дружище, это говорит Ави бен Якоб. Слушай внимательно, мой друг». Затем еврей нажал на кнопку звукового сигнала. Ловко придумано, однако годится лишь на один раз.
Послышалась музыкальная трель, он открыл глаза и выругался. Всего час назад он лег спать.
– Слушаю, – Позвони Юсуфу. – Линия отключилась. В качестве дополнительной меры предосторожности звонок шел через нескольких связных, да и сам разговор был слишком коротким, чтобы его могли засечь специалисты по электронике, находящиеся на службе его многочисленных врагов. Заключительный маневр был тоже хорошо придуман. Он тут же набрал по сотовому телефону другой номер и повторил только что услышанные им слова. Умный враг, сумевший проникнуть в сеть частот сотовых телефонов, может принять его за очередного связного. А может быть, и нет. Меры безопасности, принимаемые в современный век, изрядно затрудняли его жизнь, и никто не мог быть уверенным, сработала эта мера безопасности или нет, до тех пор, пока он не умирал естественной смертью, ради чего вряд ли вообще следовало жить.