Cлово президента
Шрифт:
– У нас позади длинный день, друзья, – сказал старший пилот, извиняясь тем самым за собственную грубость.
– За которым последует не менее продолжительный сон, да поможет нам Аллах, – отозвался механик – именно он во время полета служил главной мишенью для резких замечаний пилота. Это означало, что он принимает его извинения. В любом случае они слишком устали, чтобы продолжать ссору, а после хорошего отдыха вообще забудут о ней.
Сняв кислородные маски, пилоты окунулись в густое зловоние, волны которого исходили из грузового отсека. Лишь крайним усилием воли летчикам удалось удержать позыв к рвоте, после того как открылись двери в хвостовой части самолета. Пока они не могли покинуть свои кресла. Самолет был до предела забит клетками, и выбраться
Разгрузкой занимались солдаты. Она проходила гораздо труднее и медленнее, так как командира не предупредили о необходимости рукавиц. Клетки имели проволочную ручку наверху, но африканские зеленые обезьяны были раздражены ничуть не меньше, чем летчики в кокпите, и делали все возможное, чтобы укусить или расцарапать руки, поднимавшие клетки. Солдаты реагировали на это по-разному. Одни лупили по прутьям, надеясь напугать обезьян. Другие, кто были поумнее, сняв куртки, пользовались ими, чтобы уберечь руки. Скоро возникла человеческая цепочка, и клетки с обезьянами по одной стали передавать и устанавливать в машины.
Погрузка сопровождалась невероятными звуками. Этой ночью в Тегеране едва тянуло до десяти градусов, намного ниже привычной для обезьян температуры, но это ничуть не охладило их общего возбуждения, которое было разогрето событиями последних дней. Обезьяны реагировали на это новое ощущение таким визгом и ревом, что они были слышны далеко за пределами разгрузочной площадки. Даже те, кто никогда прежде не слышал обезьяньих воплей, не могли спутать их ни с чем, но с этим ничего нельзя было поделать. Наконец погрузка закончилась. Дверь кокпита открылась, и пилоты смогли увидеть, во что превратился их обычно безукоризненно чистый самолет. Они не сомневались, что пройдут недели, прежде чем удастся избавиться от вони, да и чистка отсека была непростым делом, о котором сейчас лучше было не думать. Они постарались поскорее миновать хвостовой отсек и спуститься по трапу, чтобы пройти на стоянку к своим автомобилям.
Обезьян повезли на север. Это был третий – или четвертый, – но определенно последний этап их путешествия на автотранспорте. На этот раз поездка оказалась непродолжительной. Грузовые фургоны выехали на шоссе с разделительной полосой, миновали развязку, «клеверный лист», построенный еще во времена шаха, и затем направились на запад, к Хасанабаду. Здесь находилась ферма, уже давно приспособленная для той цели, с которой привезли из Африки обезьян. Ферма была государственной и служила экспериментальной станцией для выращивания новых видов сельскохозяйственных растений и испытания удобрений, но сейчас была зима и работы замерли. Только что сюда привезли финики из юго-восточной части страны. Обезьяны почувствовали их запах, как только машины с клетками подъехали к недавно построенному трехэтажному зданию. Знакомый запах еще больше взволновал животных – им не давали ни воды ни пищи с того момента, как они покинули свой родной континент, а теперь с запахом появилась надежда на еду и к тому же вкусную, какой и должна быть еда приговоренных.
«Гольфстрим G-IV» совершил посадку в Бенгази точно по расписанию. Вообще-то рейс оказался приятным, насколько это возможно при таких обстоятельствах. Даже воздух, который обычно над центральной частью Сахары отличается турбулентностью, на этот раз был спокойным, так что полет прошел гладко. Сестра Жанна-Батиста почти не приходила в сознание, лишь несколько раз открывала глаза и засыпала снова. По сути ей было комфортнее, чем остальным четверым на борту, – защитные костюмы не позволяли им выпить и глотка воды.
После посадки двери самолета остались закрытыми. К нему подъехали два автозаправщика, их водители присоединили шланги к длинным белым крыльям. Доктор Моуди все еще нервничал и не спал. Сестра Мария-Магдалена дремала. Она была так же стара, как и ее пациентка, и
Моуди резко повернул голову и посмотрел в иллюминатор. Не следовало позволять себе подобные мысли. Перед ним поставили задачу, и эти женщины служили средством к ее решению. Судьба одной была предначертана Аллахом, вторая выбрала ее сама. Все очень просто. Моуди не сам выбрал стоящую перед ним задачу, она была поставлена ему извне. Это стало очевидным, когда автозаправщики отъехали от самолета и двигатели заработали снова. Летный экипаж торопился, и он тоже не мог дождаться как можно скорее оставить позади самый опасный этап операции и приступить к привычному для него. Теперь он имеет все основания быть довольным. Позади столько лет жизни среди язычников, в тропической жаре, без единой мечети вблизи. Жалкая, порой отвратительная пища, причем никогда не знаешь, чистая ли она или нечистая. Все это осталось позади. А впереди была служба во имя Аллаха, на благо его родины.
Не один, а два одинаковых самолета вырулили на главную взлетную полосу, подрагивая на стыках бетоннных плит, ставших неровными из-за убийственной летней жары и поразительного холода зимних ночей. Первым начал разбег другой самолет, не тот, в котором находился Моуди. Этот «Гольфстрим G-IV» внешне ничем не отличал от его самолета за исключением одной цифры на хвостовом оперении, он промчался по взлетной дорожке и, взлетев, направился на север. Самолет Моуди точно так же промчался по дорожке, но, как только подняли шасси и они скрылись в корпусе, он сделал правый поворот и взял курс на юго-восток, в сторону Судана, – одинокий самолет над унылой ночной пустыней.
Первый самолет взял чуть на запад и вошел в обычный международный коридор, отведенный для гражданских самолетов, направляющихся к французскому берегу. Скоро он пролетит неподалеку от Мальты, где находилась радиолокационная станция, обслуживающая аэропорт Валетты, которая осуществляла контроль за воздушным транспортом в центральной части Средиземноморья. Экипаж «гольфстрима» состоял из военных летчиков и обычно перевозил военных и гражданских знаменитостей из одной точки мира в другую. Работа была безопасной, хорошо оплачиваемой, но скучной. Однако сегодня все будет иначе. Второй пилот не сводил глаз с карты, которую держал на колене, и со спутниковой навигационной системы. В двухстах милях от Мальты, на высоте 39 тысяч футов, он посмотрел на старшего пилота. Тот кивнул, и второй пилот перевел радиолокационный транспондер самолета на деление 7711.
– Башня управления Валетты, башня управления Валетты, это новембер-джульетта-альфа. Мэйдэй, Мэйдэй, Мэйдэй.
Оператор радиолокационной станции на Валетте сразу заметил тройной знак на экране радара. В центре контроля за полетами это была тихая смена, они вели наблюдение за обычными редкими рейсами, и эта ночь ничем не отличалась от остальных. Оператор мгновенно включил микрофон и жестом подозвал к себе начальника смены.
– Джульетта-альфа, это башня управления Валетты, вы подали сигнал бедствия, сэр?