Цвет ликующий
Шрифт:
16.11.1964.Сдала Бестиарий.
22.12.1964.Открывали выставку „Северные письма“. Я делала афишу и билет. Наших 4 иконы.
1.1.1965.Никак мы его не встретили, легли в 11 ч. спать. Соседи не шумели. Не встречала его даже и мысленно, как-то меня это празднование не интересует. Была у Лизина вечером. М. Алек., рядом с которой я всегда сажусь за столом, разоткровенничалась. Стала говорить про дочку: „Женихи — как же, есть. Да все полуфабрикаты, а она когда разоденется — как статуя“.
16.1.1965.В субботу позвонил
25.1.1965.Поехали хоронить Уразова, но опоздали. Люда звонила еще в субботу: „Т. Ал., Вы придете в понедельник на Уразова?“ — „А что он будет читать?“ — „Он будет лежать“.
Неудачные именины. И скверное настроение.
В 7 часов вечер П. Кузнецова. Скучные, бессодержательные выступления неважных людей. Юбиляр доволен. Из выставки хорошо бы выкинуть большую половину. Вещи 1912 года — самые красивые, еще клоуны и цирковые кони. А несколько пейзажей 1912 года — не бывает лучше. Ультрамарин еще в жизненном, а не волшебном сочетании с другими, очень звучными цветами. Чем-то напоминают Сарьяна (или наоборот). Но лучше. Расплывчатые миражи, т. е. то, что собственно и есть П. Кузнецов, мне нравится меньше. Подкубливание тоже скучно смотреть, хотя на нашем фоне все это бомбы, но и на бомбы надоедает реагировать.
Люблю его за живопись. За эти 5–6 вещей в последнем зале: клоун, кони-цирк и пейзаж в Бухаре — акварель. Кладка законная у клоунов — кладка беззаконная, чем-то напоминает Эндера. А акварель никого не напоминает — хороша безмерно, полного звука. Вообще-то про него можно сказать — художник ультрамарина, или воспевший ультрамарин. Но есть вещи, которые можно назвать „Сезанн с конфетной коробки“ или „под вуалью“. Не хочется изощряться в остроумии. Гора в дымке. Сезанновская гора. Не сезанновская дымка. То, что понимается под вывеской П. Кузнецов — это голубое, зеленое, охра и белое. Тона Дионисиевой росписи. Вспомнишь и ярославские голубые фрески Ильи Пророка. Вспомнишь и пожалеешь, что заглох художник. Потому что дальше 32-го года никуда не годится. Пусть со мной все спорят. Жалкая какая-то дамская бесхребетная живопись. Куда все девалось. Одарен же был цветом, как, скажем, Матисс или… а вот второго цветовика ему в компанию не подберу. Говорят, Гоген — но это не его отец. Разный — Сарьян, может, даже сильно на него и влиявший. Но Сарьян долго нес свой дар, а П. К. рано умер, воспев свой ультрамарин. Петров-Водкин третий из этой компании — желтый и красный, цвета икон, иконное дыхание, сильнее всех и очень мне понравился недавно.
Любовь осталась позади, Что ж в мире лучшего сыскать?Еще о выставке Кузнецова. Сам Павел Варфоломеевич, когда благодарил собравшихся, сказал: „Замечательный вечер, который так хорошо освещает характеристику моей деятельности“. Норка так и скисла от смеха.
10.3.1965.Читаешь Эренбурга и почему-то не очень доверяешь.
20.3.1965.Дочитывала роман „Великий Гэтсби“ Фицджеральда в поезде. Ездили с Леной в Загорск. Пейзаж неинтересный. В музее новые прялки — пламенеющие архангельские и разнообразные калининские, от чистых досок до густо расписанных розанами с белой оживкою. Богородские гусары и дамы в небольшом количестве из музея игрушки. Наконец-то я их вижу не спеша на витрине. Вот какие должны быть герои сказок о барыне и
Вечером читала Киреевского Ивана — былины про Илью Муромца — брала в библиотеке.
21.3.1965.Ездили по мокрым серым дорогам. Пятницкое шоссе, бетонка, березовая роща, к Бухарову. Освобождали елки из-под снежных подушек, которые их совсем придавили, согнули в три погибели. Доезжали до колхоза им. Горького, на правлении густо голубого цвета с белыми кружевными окнами, красный флаг наверху, золотая вывеска, вернее, писанная золотыми буквами по черному фону, и трогательный грустный портрет Горького на чердаке. Писан масляными красками. Мы так и говорим: поедем до Горького. Он нас еще зимой поразил.
Утром придумала портрет Лены в суриковой шапочке на фоне архангельских тряпок, где много красного. Красное на красном.
И портрет Шуры и Фаи в виде солнца и луны на синем звездном небе, вроде иконы св. Михаила, что была на 5-й выставке реставраторов. Солнце и месяц.
В Загорском музее еще подсмотрела два хороших цветовых решения. Тканое полотенце: розовый густой и желтая охряная и лимонная прослойка, кое-где темно-синие крапинки. Розовое и желтое…
Вечером читала Киреевского про Илью Муромца, восхищалась заметками Даля и прочитала его биографию в предисловии к тому „пословиц“. Это наша книга. Хорошо он пишет в смысле словесного стиля, да и Киреевский слог мне очень понравился, очень по-домашнему пишет.
24.3.1965.Второй день пишу солнце и месяц, пока ничего не получается. Только глаза поранила красным и зеленым. Кажется, и распределила их неправильно, солнце справа, а надо наоборот. Так чаще бывало. На иконах и миниатюрах, впрочем, попадается и наоборот. А у меня рисунки для сходства в другую сторону.
Вчера была на выставке Петрова-Водкина в ЦДЛ. Картины: 1) Демонстрация за окнами и пара рабочих в комнате с измененной перспективой, не посмотрела название, хорошо и даже очень. 2) Новоселье рабочих в дворцовой комнате. Чудный документ эпохи, но как картина слабее. 3) Натюрморт с помидорами и веткой. 4) Желтое большое лицо.
Про красного коня не говорю. Я его полюбила еще в Третьяковке года два назад. Хороша уж очень композиция и пространство без пространства. Но висит она темно. Любоваться ей трудно. Все остальное, может, и хорошо, но не восхищает.
Сегодня +6. Солнце и весна, а у меня не выходит мой семейный портрет. Уж очень много помех. Вечером ждем родню, и потому, наверное, неспокойно в душе.
Просматривала „Весы“ за 1906 год. Вспоминала детство. Декадентские рассказы. Стихи лучше всего. Бред Чуйкова о мистическом анархизме. Рисунки совсем никуда.
М. Кузмин „Крылья“ (брала в библиотеке „Весы“ 1906, 11), Муратов о Поле Сезанне.
27, 28.3.1965.Ездили с Дорошами в Ростов. Голубой еще морозный день. Не самой сильной яркости. Переславль путался в голубом. Прилетели грачи. Пили долго чай и коньяк у Птицынка (?). Старик заморозил свою старуху-сестру от „бережливости“. Рожа у него в красных пузырях, и он все время жует. На огороде еще снег. … Гуляли вечером вокруг кремля. Очень много белых форм и головок. Но потом в них как-то разберешься и получается не так уж много. Даже все можно перечесть. Особенно когда даже написала две картинки. Ночевала, вернее, не спала в гостинице-бараке. В 6 часов ушла на вокзал. Утро я не очень люблю для пейзажа. Уехала на электричке, в вагоне ехала учительская экскурсия из Ярославля. Душа общества — старый муж красивой цыганки Сони, толстой, молодой и в ярчайшем одеянии. Я ее нарисовала. В 11.20 была в Москве, а в 13 поехала на Льве в лес по Пятницкому шоссе. Спать хочется.