Цвет страха
Шрифт:
Доминик успела высвободить руку за секунду до того, как блестящий ствол пистолета издал явственный скрежет мнущейся стали.
– Mon Dieu!
– Француженка?
– Oui.
– Ненавижу поганых французов!
– Вы не Дьядя Сэм, который любиль весь человечество!
– Я люблю только деньги, - отозвался знакомый голос. Стальная рука выпустила пистолет и схватила женщину за волосы.
– Что вам нужно?
– воскликнула Доминик, корчась от боли.
– Хочу задать вам один-единственный вопрос.
–
– Скажите мне честно и откровенно - за что вы так любите этого шута Льюиса и почему ненавидите моего Монго Мауса?
Глава 17
Первые данные по оценке ущерба, причиненного событиями в Кляксе, вызвали у Президента Франции серьезную озабоченность.
Это были аэрофотоснимки, сделанные с низко летящей "газели", оборудованной камерой с телескопическим объективом.
Фотографии легли на стол Президента, и он спросил:
– Эти люди мертвы?
– Мы не знаем, месье Президент.
– Что за жидкость вытекает из их тел? Кровь?
– Нет. У крови красный цвет.
– Что же это такое?
– Моча либо рвотные массы. Наши эксперты еще не дали определенного ответа.
Глава государства повертел снимки в руках и сказал:
– По-моему, это рвота.
– Может быть, оставим этот вопрос специалистам?
– Моча похожа на воду. А эта жидкость непрозрачная и напоминает кашу.
– Скорее - суп.
Президент пожал плечами.
– Вероятно, солдаты ели суп, а потом их стошнило.
– Специалисты разберутся, - равнодушно повторил секретарь.
– Что будем делать?
– Нельзя бросить их там, словно игрушечных солдатиков. Это наши соотечественники! Мне больно видеть их красные береты, валяющиеся в грязи.
– Это асфальт.
– Грязь, асфальт - какая разница! Поруганная честь не разбирает названий.
– Надо как можно скорее все замять, пока американцы не пронюхали и не выразили протест.
– А что, из Вашингтона ничего не поступало?
– Пока нет. Но скоро поступит. Поэтому вам нужно действовать незамедлительно.
– Господи, и зачем я послушался этого паяца?
– жалобно произнес Президент.
– О ком вы?
– О министре культуры.
– Не такой уж он и паяц. Министр культуры организовал движение против ненавистных франглицизмов, изгнал...
– Хватит. Довольно. Прикажите Иностранному Легиону взять Бастилию.
– Вы хотите сказать. Кляксу?
– Я хочу, чтобы дело завершилось до того, как позвонит этот паяц со своими жалобами!
– раздраженно отозвался Президент.
– Кто? Министр культуры?
– Нет. Президент Соединенных Штатов Америки.
* * *
Когда Жан-Гая Бавара, полковника Иностранного Легиона, спрашивали, что побудило его вступить в ряды самого отчаянного, жестокого, пользующегося самой дурной репутацией воинского подразделения Европы, он не задумывался с ответом:
– О-о, долгая
На самом деле и рассказывать было нечего, но этот грубоватый комментарий напрочь отбивал у собеседника охоту к расспросам. Это была давняя, проверенная временем уловка солдат французского Иностранного Легиона, при помощи которой они отбивались от назойливых журналистов и излишне любопытных подружек.
Таким образом, никто и не догадывался, что полковник Бавар записался в Легион из-за неприятностей с пищеварением.
Сыр вызывал у него обильные ветры. Не просто ветры, а на редкость зловонные, свирепые газы. Стоило полковнику проглотить кусочек шевротина или даже просто понюхать бри, как его кишки тут же начинали бурлить и источать миазмы.
Это обстоятельство донельзя смущало Бавара. От него отворачивались одинокие женщины, потерявшиеся дети и голодные псы. Даже мухи, и те избегали полковника, когда он шел, окутанный облаком плодов своих стараний.
У полковника было два выхода: отказаться от сыра либо вступить во французский Иностранный Легион, который привечал всякого, невзирая на причуды и грехи.
В конце концов, как может уважающий себя француз обойтись без сыра? Бавар и не представлял себе, что кто-то живет без бри. А рамболь и камамбер? Не говоря уж о великолепном ла-вашкири?
Полковник служил в Кувейте и Руанде и прочих точках франкоязычного мира. И везде ему сопутствовала удача. Он был награжден бесчисленными медалями за взятие пленных. То, что значительную часть пленных составляли его собственные люди, в счет не шло. Количество захваченных врагов намного превышало число собратьев по оружию, которые немедленно теряли самообладание, стоило лишь им вдохнуть благоухание, распространяемое полковником Жан-Гаем Баваром.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что в самую мрачную годину своей истории Франция обратилась именно к нему.
– Мы выбрали вас, руководствуясь особыми соображениями, - объяснил Бавару командир Иностранного Легиона, принимая его в штаб-квартире.
Полковник вскинул ладонь к виску:
– Готов умереть за свой народ!
– Нам нужен человек, который сумел бы провести своих людей в самый мрачный застенок ада.
– Страх мне неведом.
– Ваша цель - Клякса.
– Но ведь этот парк принадлежит Франции!
– Да. Теперь он действительно принадлежит Франции. Пятьдесят два процента акций находятся в нашем распоряжении. Точнее - в распоряжении наших горемычных банков.
– В таком случае я уничтожу Кляксу.
– Смести ее с лица земли атомным ударом - не проблема. Может быть, впоследствии мы так и сделаем. Вперед наука всякому, кто осмелится навязывать нам свои омерзительные культурные ценности.
С этими словами командующий протянул полковнику очки со стеклами, крест-накрест заклеенными черной непрозрачной изолентой.