Цвет сверхдержавы - красный 4 Восхождение. часть 2
Шрифт:
В ответ раздались дружные аплодисменты.
— Я говорю напрямик, чтобы вы знали, с кем имеете дело, такая ясность улучшает отношения: социализм нам по душе, а капитализм не подходит. Если же вам нравится капитализм — а я знаю, что он вам нравится, — продолжайте с богом! Но помните: народилась новая социальная система — социалистическая. Она уже наступает вам на пятки.
Никита Сергеевич не стал говорить о том, что Советский Союз собирается «догнать и перегнать» Америку. Официально об этом не упоминалось нигде и никогда, и не потому, что Хрущёв боялся реакции американцев. Он не хотел, чтобы советские партийные функционёры восприняли его слова как руководство к
— У меня возникает только один вопрос: что побудило господина Лоджа столь страстно доказывать пользу капитализма именно сегодня? Неужели он руководствовался желанием убедить меня перейти в капиталистическую веру? — спросил Никита Сергеевич под смех бизнесменов. — Или, быть может, господин Лодж опасается, что если перед капиталистами выступит большевик, то он переубедит их и они перейдут в коммунистическую веру? Хочу успокоить вас: таких намерений у меня нет — я знаю, с кем имею дело.
Собравшиеся снова засмеялись.
— Почему же здесь господин Лодж столь усердно занимался защитой капитализма? — обратился Хрущёв к участникам встречи и, сам отвечая на этот вопрос, сказал:
— Если бы он не защищал так ревностно капитализм, он не занимал бы в вашей стране такого важного поста.
Первый секретарь с иронией отозвался о попытках приукрасить систему капитализма и опорочить социализм:
— Давайте заранее условимся вот о чем, — прямо сказал Никита Сергеевич. — По-видимому, мне нет необходимости тратить усилия на то, чтобы пытаться вас сделать коммунистами. Это была бы пустая трата сил, а они мне нужны для более важных дел. Но если у кого-либо еще теплилась надежда, что я перейду на позиции капиталистов, то я хочу прямо сказать вам: это тоже безнадежное дело. Конечно, если бы я был сторонником капитализма, я старался бы перебраться в вашу страну: ведь Соединенные Штаты — это главный корень мировой капиталистической системы. Но я убежден в том, что наша система гораздо крепче и гораздо лучше.
— Давайте лучше говорить о том, — призвал Никита Сергеевич, — что должно объединять нас, и не выпячивать того, что могло бы нас разъединять. Давайте мирно соревноваться, и пусть народы рассудят, какая система лучше, какая из них открывает больший простор для развития производительных сил, какая лучше обеспечивает благополучие человека. Мы должны уважать выбор народов, должны уважать их право жить так, как они хотят, должны строить межгосударственные отношения на основе признания равного права существования различных социальных систем. Мы должны обеспечить мирное сосуществование и тем самым укрепить мир во всем мире.
— Говорю вам совершенно искренне: мы хотим жить с вами в дружбе и мире.
Изучив присланные Александром Веденеевым документы, Хрущёв убедился, что между капитализмом и социализмом не может быть «дружбы и мира», кроме как под прикрытием частокола термоядерных ракет. Но ему было необходимо выиграть время, и поэтому он стремился создать в сознании рядовых американцев образ убеждённого борца за мир и разоружение.
Идеологическую атаку Лоджа Хрущёву удалось отбить. Но эта атака оказалась не последней. Первому секретарю начали задавать излюбленные американскими пропагандистами вопросы:
— Почему американским журналистам не разрешают посылать из Москвы любую информацию, какую они захотят?
— Почему в СССР мешают приему радиопередач «Голоса Америки» и других подобных
Никита Сергеевич видел, что его спрашивают люди, явно далекие от журналистики. Они читали свои вопросы по шпаргалкам, заглядывая в бумажки, заготовленные заранее. В зале послышались провокационные реплики. В конце концов, ему это надоело. Хрущёв бросился в бой со всей страстью, со всем своим опытом публичных выступлений на митингах:
— Господа, если вы пригласили меня, так прошу вас выслушать меня внимательно. Если вы этого не хотите, я могу не говорить. Я приехал в США не как проситель. Я представляю великое Советское государство, великий народ, совершивший Великую Октябрьскую революцию. И не заглушить вам, господа, никакими репликами того, чего достиг, что сделал и что хочет сделать наш великий народ! — заявил Никита Сергеевич, подняв над головой правую руку, сжатую во внушительный кулак, а затем крепко приложил этим кулаком по столу, так, что подпрыгнули лежавшие на нём блокноты и авторучки.
Его слова произвели сильное впечатление на собравшихся. В зале возник шум, всюду раздавались голоса, осуждающие крикунов и провокаторов, а затем наступила мертвая тишина. Никита Сергеевич продолжал:
— Вопрос о том, как и что следует слушать нашему народу — это дело нашего народа, дело советских людей. Такие вопросы решает и впредь будет решать сам советский народ и его правительство без вмешательства извне.
Его речь, его манера говорить, для американцев оказалась настолько яркой и убедительной, что один из руководителей Экономического клуба сделал следующее заявил:
— Для всех, кто его слышал, ясно, что Хрущёв, выступая на своем родном языке, является одним из лучших ораторов в мире. Это необычайно сильный оратор. Он относится к разряду борцов, которых нельзя сбить с ног… Вы должны увидеть его, чтобы понять.
«Сражение проиграно», — резюмировала американская печать бесславную попытку реакционных кругов в Экономическом клубе Нью-Йорка «поставить Хрущева на колени».
Как писала в те дни корреспондентка газеты «Нью-Йорк геральд трибюн» Маргарита Хиггинс, отнюдь не симпатизировавшая Советскому Союзу: «Хрущёв продемонстрировал свою потенциальную способность апеллировать к американскому народу через голову американского правительства и добиваться, чтобы народ, в свою очередь, оказывал давление с тем, чтобы Соединенные Штаты были разумными в духе России». В ее статье, опубликованной, как она выразилась, «по горячим следам схватки гигантов» в Экономическом клубе, было сказано: «Хрущёв добился того, что к коммунисту начинают относиться не как к дьяволу, а как к человеку. ... Господин Хрущёв победил некоторые страхи и поднял некоторые надежды лишь благодаря тому, что он показал себя человеком».
В газете «Нью-Йорк пост» известная обозревательница Дорис Флисон на следующий день писала, что Хрущёв со свойственной ему «динамической силой господствует на американской сцене» и что нет в Соединенных Штатах такой «политической фигуры, которая смогла бы эффективно противостоять ему».
Вечером 17 сентября в отеле «Уолдорф Астория», направляясь в свои апартаменты на 35-м этаже, советский гость и его спутники застряли в лифте между 29-м и 30-м этажами. Прождав нескольких минут, пока обескураженная лифтёрша мисс Анемоне без толку пыталась привести лифт в движение, Никита Сергеевич был вынужден встать на табурет, чтобы выбраться на площадку 30-го этажа и дальше подниматься пешком. Это никак не повлияло на его настроение, он лишь шутливо заметил: