Цвета штандартов
Шрифт:
– Получай. – Форби положил на стол перед Даниелем кубик памяти.
– Что это?
– Помнишь, когда-то нам хотелось знать, кто такой Риттер в действительности, на Гладиусе ты бы ни за что не раскопал этих сведений, но здесь у всех высокие права доступа. Видимо, шефы полагают, что коли ты сюда попал, то вправе знать почти все.
– Все?
– Ну, не будем преувеличивать. Об акции в Каллагейме здесь никто ничего не прочтет. Но я нашел информацию о прохождении службы и личной жизни полковника Тивольда Риттера. Тебя это когда-то интересовало…
– Спасибо. – Даниель взял кубик памяти, немного подержал на раскрытой ладони. Маленький кубик из прозрачного
– Конечно, – сказал Форби. – Впечатляет. Риттер служил в армии «Дельта». Он был одним из трех десантников, которые выжили после нападения хаобитов на Муфасу. Служил там под началом Гукина.
Даниель удивленно свистнул.
– Боже милостивый, в Военной академии стоит памятник «Дельте»! Так, значит, об этом типе нам рассказывали в школе?
– Похоже, да.
Война людей с хаобитами началась больше тридцати лет тому назад. Тогда случился первый контакт двух цивилизаций на довольно далекой от Гладиуса гиперпространственной ветви. Оказалось, что люди наткнулись на одну из двух хаобитских культур, смертельно враждующих между собой. Хаобиты тут же приняли людей за новых врагов. Поблизости от места первого контакта базировался почти весь их военный флот, который они тут же вывели на гиперпространственный тракт. Корабли двигались вдоль сети, уничтожая охраняющих шлюзы подходов. Добрались даже до одного из внутренних узлов, от которого короткий путь вел прямо на Землю. К счастью, хаобиты направились в другое место. В это время Доминия уже приступала к контратаке. В борьбе была использована большая часть солярного военного флота, свои формирования выставили также свободные миры. Гладиус послал в бой армию «Дельта», несколько самых современных в то время боевых космолетов с прекрасно вышколенными и оптимизированными киберхимическими экипажами. Солдаты «Дельты» дрались примерно и прославились обороной гиперпространственных шлюзов в районе планеты Муфаса. Эти шлюзы открывали гиперпроходы к целой грозди ранее колонизированных миров, заселенных миллиардами людей. Хаобитов остановили, а вскоре армия людей начала одерживать победы. Возможно, агрессоры избежали бы окончательного разгрома, если бы не то, что их атаковали свои же сородичи. Доминия заключила мирные договоры с неожиданными союзниками. Солдаты вернулись домой. Однако именно после хаобитской войны начал вырабатываться новый тип власти Солярной Доминии. Мозговая Сеть постоянно расширяла свое влияние, сферу контроля и компетенции. Тогда же произошло резкое изменение политики в отношении свободных колоний.
Если Риттер действительно дрался в рядах «Дельты», значит, был одним из тех героев, о ком пишут в учебниках истории героев, не только для гладиан, но и для всех людей. В особенности же для жителей Муфасы.
«Люди, перестающие уважать героев, забывающие о своих защитниках, недооценивающие жертвы, принесенные ими, перестают уважать самих себя и недостойны того, чтобы рисковать за них жизнью. В действительности они хоть и разговаривают на том же языке, что и ты, вовсе не твои соплеменники, да что там, имея, казалось бы, человеческие тела и умы, они в действительности принадлежат другой расе», – когда-то сказал Даниелю отец. Это было после одной из операций, кажется, по освобождению заложников на базе Горборай. Тогда были спасены жизни сотен людей. Тем временем в СМИ прокатилась волна порицания танаторов, которые, видите ли, «без разбора» убивали террористов, даже тех, кто уже собирался сдаться. Даниель долго потом не мог прийти в себя, не раз подумывал об отказе от танаторской службы.
«Однако помни, Даниель, именно среди них живут люди твоей расы. Отвечающие за себя и своих близких. Ждущие от жизни чего-то большего, чем омлет из виртуалов. Готовые к тяжелому труду, но отвергающие путь к успеху через непорядочность и ложь. Это моя раса, это раса твоей матери, твоя. Их ты защищаешь, им служишь, а они рано или поздно отблагодарят тебя. Не обращай внимания на обезьян, Даниель».
– Думаешь, он жив? – тихо спросил Даниель.
– Должен жить, – сказал Форби. – Помнишь? Мы же обещали вытащить его. Как его вытащить, если он мертв? Значит – должен быть жив.
– Весьма логичный вывод, – усмехнулся Даниель.
– Жив, – повторил Форби. – Только вот что он теперь, после трех месяцев пребывания в коргардской клетке. Кто или… что?
С Доминией нельзя заключать пактов, в этом Даниель был уверен. Договариваться можно с тем, кто придерживается принципов. Но не с государством, которое ухитряется объявить эмбарго на поставку питания миру, заселенному собственными гражданами, и заставить голодать семь миллионов человек. Не с государством, которое не допускает в район ведущихся им боев представителей гуманитарных организаций и средств массовой информации. Не с государством, которое, не колеблясь, использует все, даже запрещенные конвенциями военные технологии для подчинения себе взбунтовавшихся или хотя бы только вышедших из повиновения провинций. Не с государством, которое может оставить своих граждан в нужде ради сохранения внешних атрибутов могущества. Не с государством, которое готово превратить их в рабов, перепахав мысли и совесть.
Именно таким государством была Доминия. Об этом однозначно свидетельствовали судьбы таких планет, как Аранеида или Торрадна, миров, опустошенных войной, отрезанных блокадой от остальной человеческой цивилизации, миров, на которых испытывали новейшие достижения солярной военной техники и технологии.
Значит, никаких договоров, поскольку любой договор будет нарушен, никакого союза, ибо тебя при первом удобном случае предадут! Никаких уступок, ибо любая из них приведет к очередному потоку требований.
Тут нет удачного выбора. Гладиус не в состоянии противостоять могуществу Доминии. Разве что к нему присоединятся другие миры, тоже оказавшиеся под угрозой… Но это было нереально: слишком велики расстояния, слишком мало общих интересов, слишком много солярных интриг. Борьба обречена. Однако безвольное подчинение ничего не меняло. Ты приветствуй их как избавителей – а они все равно будут убивать, отбирать дома, насиловать твои мысли. И уничтожать, уничтожать, уничтожать все, что только поддается уничтожению, имеет какую-то ценность, устои, традиции, все, что напоминает о мире без лжи, унижения и предательств. И когда они убьют непокорных, когда вылущат из памяти слова и деяния мудрецов, когда сведут на нет былые догмы и честь – вот тогда они и станут хозяевами кибернетических управляемых кукол.
Так что хоть у гладиан в принципе и есть выбор – драться или ждать, судьба у них может быть лишь одна: они станут искать пути спасения. Одни погибнут в безумных схватках. Другие предпочтут мимикрию – запрячутся в местности и дела, в которые не заглядывают агрессоры, будут твердить слова старых заклинаний, подпитывать угасающее пламя свободы собственными воспоминаниями, запрещенными знаниями и секундами личного непослушания. Третьи, ловкачи, скажут: мы вынуждены здесь жить, так попытаемся спасти то, что удастся, может быть, наш удел смягчит навязанные нам новые законы, уж лучше возьмемся за это мы, с нашей маленькой подлостью и маленькой преступностью, чтобы, упаси Боже, не пришли другие, ещё худшие, которые уже не чтут ничего и ради собственной выгоды готовы на все. Появятся и такие – кичливые и беспардонные, с человеческими телами, но душами, в которых нет и следа человечности.
Героев будут убивать. Люди-куколки будут отсиживаться и отмалчиваться, большинство их тоже будет уничтожено либо обречено на растительное существование на обочинах общественного бытия, а часть в малых компромиссах растворит свою скорлупу памяти. Ловкачи все больше будут увязать в своих мыслях и делах, первый бесчестный шаг принудит их к следующим, которых ещё днем раньше они стыдились бы, и, наконец, станут ничуть не лучше преступников. Не уцелеют и самые дрянные, ибо в беззаконном мире самые ловкие займут места своих предшественников.