Цветок Фантоса. Романс для княгини
Шрифт:
Отставной капитан кивнул, взглянув на меня с удивлением, в равной пропорции смешанным с неприязнью. Но прежде, чем на этой благодатной почве взошло нечто большее, чем раздражение, я продолжила.
– А иллюзию?
– Д-д-дорого, – господин Менцев поморщился, от чего его шрам стал ещё заметнее.
Шрам мне нисколько не мешал, но следовало расположить отставного капитана к себе, да и с заиканием надо было что-то делать. Рассказчик из него сейчас был никудышным.
Однако иллюзии бывают не только зрительные, так что для Мастера Иллюзий не составит труда превратить заикание в ровную, хотя чуть замедленную речь. И проблема была не в том, что я не знала, как это сделать,
Я пристально посмотрела на собеседника, и в мою голову закралась идея.
– Господин Менцев, – сказала я, – позвольте, я попробую.
– Ч-ч-что п-п-по-п-п-пробуете? – не понял тот.
– Наложить иллюзию, – ответила я.
Отставной капитан снова молча кивнул, глядя на меня с наигранным равнодушием. Но в следующее мгновение уже ошеломлённо и зачарованно следил за движением моих рук, чертящих в воздухе непонятные знаки. Из них лишь немногие были по-настоящему значимыми. Теперь, случись неизвестному негодяю добраться до капитана, понять, что и как я наворотила, он не сможет. А наворотила я немало. По существу, я наложила на капитана не одну иллюзию, а целую дюжину, причём проявляться они должны были не одновременно, а постепенно, одна за другой. Каждая из них отличалась от предыдущей немного, совсем чуть-чуть, так что только опытный наблюдатель мог заметить отличия, и вместе с тем последняя полностью скрывала и шрам, и заикание.
Верхняя же иллюзия, та, которую капитан должен был увидеть в зеркале, вернувшись в дом, лишь немного смягчала общее впечатление.
– Ну, вот и всё, – сказала я наконец. – Не так хорошо, как я надеялся, но хоть что-то.
– Благодарю, – начал было Менцев и осёкся, осознав, что больше не заикается.
– Не стоит благодарности, Вадим Сергеевич, – ответила я, придав иллюзии восторженное выражение. – Это честь для меня сделать хоть что-то для героя Динской битвы.
– Но откуда…? – отставной капитан всё ещё прибывал в растерянности.
– В списках, погибших при Дине числится Вадим Сергеевич Менцев. А с раной, оставившей такой шрам, вас вполне могли счесть мёртвым. Слишком мало там осталось живых, чтобы разбираться.
Вот теперь собеседник посмотрел на меня с уважением.
– Вадим Сергеевич, расскажите мне о Динской битве.
Капитан помолчал, то ли надеясь, что я передумаю, то ли пытаясь справиться с охватившим его волнением.
– К чему вам это, господин Задольский? – хмуро спросил он после изрядно затянувшейся паузы.
– Мой опекун и благодетель князь Улитин… – Я замолчала, чувствуя, что никакая иллюзия не поможет мне справиться со спазмом, сдавившим моё горло. И мне удалось вытолкнуть из себя только одно слово:
– Пожалуйста, – прошептала я.
Менцев посмотрел на меня с сочувствием.
– Пожалуйста, – повторила я.
– Да нечего там особо рассказывать, – покачал головой отставной капитан. – На рассвете мой фамильный страж, – он показал потемневшую от времени гривну [17] , спрятанную от посторонних глаз под воротником белоснежной рубашки, – начал греться. Я скомандовал «в ружьё»…
17
Гривна – шейная, металлический обруч (из бронзы, железа, серебра или золота), носившийся на шее.
Отставной капитан замолчал, словно на мгновение перенёсся в то страшное утро.
Я тоже молчала, не смея торопить его.
– Потом мы услышали крик «в ставке прорыв», и наш обозник метнулся к ставке. А прямо перед нами из ниоткуда возникла вражеская инфантерия. Мы успели выстрелить всего по разу, а потом пошла рукопашная…
Тут он снова замолчал.
«Возникли из ниоткуда»… Наложить отвод глаз на одного человека несложно. На несколько человек – немного сложнее. Но чтобы наложить отвод глаз на несколько тысяч человек – а официальные сводки рапортовали о двух полках инфантерии, обрушившихся неожиданно на позиции N-кого полка – или даже просто снабдить каждого пехотинца заряженным амулетом незаметности, требуется слаженная работа десятков Мастеров Иллюзии. Или кровавое жертвоприношение, о количестве жертв которого даже страшно подумать.
– А штатные амулеты универсальной защиты? – спросила я.
– Их как раз перед тем по приказу фон Раубена срочно собрали на перезарядку, – пожал плечами отставной капитан.
Очень интересно. Собрать на перезарядку разом ВСЕ амулеты, оставить армию без защиты и разом утомить всех обозников… Такой приказ допустим на манёврах, а в ходе боевых действий его мог отдать или изменник, или…. Свежеиспечённый старший цобермейстер Альберт фон Раубен, получивший назначение благодаря влиянию семьи, на изменника похож не был. Его широко открытые голубые глаза светились искренним восторгом, когда он говорил о долге и доверии государя, которое он собирался оправдать в ближайшее время.
Этот оДарённый мальчик мог бы стать хорошим обозником. Но головокружительная карьера погубила его самого и вверенных ему людей. Не погибни он сам, убила бы. Честное слово, убила бы самым мучительным из всех многочисленных способов, пришедших сейчас мне на ум.
– А где находилась ставка генерала Улитина? – спросила я.
– На холме, – чуть подумав, ответил Менцев. – Рядом с лазаретом.
Фон Раубену определённо повезло, что он уже мёртв. Потому что только за размещение лазарета рядом со штабом его следовало казнить. Лазарет – боль, кровь и отчаяние – идеальная приманка для тварей из-за Грани. И в том, что тварь, призванная противником, прорвалась в штаб именно из лазарета, можно было не сомневаться…
От размышлений о твари меня оторвала не болтовня соседки, а чих. Громкий чих, одновременно похожий на недовольное фырканье. За чихом последовал такой же громкий «чавк», перешедший в размеренное чавканье. Я посмотрела направо, туда, где возвышалась монументальная фигура баронессы Горде. За вечер она пару раз вспоминала о своих обязанностях хозяйки, предлагая мне отведать то бараний бок с кашей, то «пулярку а ля верс» – курицу в лазуричном соусе. Остальное время баронесса жевала, с флегматичным видом поглощая то, что подкладывали на тарелку расторопные слуги.
Время от времени она бросала косточки и лакомые кусочки мопсу, лежавшему на подушечке у её ног. Пёс, чью кличку Жоржи, как я слышала, злые языки переиначили в «Жрётже», жевал так же флегматично и неторопливо, как и его хозяйка. За весь вечер Жрётже ни разу не тявкнул и даже с косточками расправлялся без излишнего шума. Но теперь… Положив передние лапы на стол, мопс, неожиданно доросший до размеров бульдога, с аппетитом уписывал жареного поросёнка с блюда, стоявшего перед его хозяйкой.
Я присмотрелась и заметила, что к его ошейнику прицеплено простенькое заклинание магического гигантизма. Заклинание, заметное почти любому оДарённому. Однако таковых в зале практически не было. Но если именно на это рассчитывал неизвестный злоумышленник, желая посеять панику и сорвать приём, то он просчитался. Будь Жоржик похож на нервный, визгливый комочек шерсти, то и дело заливающийся злобным лаем, каких любят держать при себе иные барыни, без жертв не обошлось бы. А так…