Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
На другое утро, когда Ра только показался из-за края неба, шестилетний Хепри вышел с матерью из дома. Невыспавшийся мальчишка, привыкший к привольной жизни, вначале подавлял зевки – а потом его охватило такое волнение, что сошел весь сон.
Хепри казался и взрослее своих благополучных сверстников, и младше их; сказались годы заключения, когда он не знал никого, кроме матери и безмолвных стражников - драгоценные для роста годы, которые потом уже не восполнить. Сейчас у мальчишки был такой потерянный вид, что мать пожалела
Хепри куда лучше, чем можно было ожидать от шестилетнего ребенка, понял, что означает эта перемена в его судьбе.
Тамит остановила мальчика, положив ему руку на плечо, и с улыбкой показала на уже рассветившееся солнце.
– Видишь? Это бог, именем которого тебя назвали. Это доброе предзнаменование – Ра-Хепри приветствует тебя…
Она повернула сына к себе, и стражник не торопил и не вмешивался – он тоже прекрасно все понимал. Вернее, думал, что понимает.
Тамит прижала сына к себе и поцеловала в холодеющий лоб, взглянула в испуганные темные глаза… бедняжка. Отверженный. Она, может быть, никогда уже его не увидит…
И вдруг женщина разозлилась на сына и на себя.
– А ну подберись! – скомандовала Тамит. – Ты должен понравиться господину Симуту, великому четвертому пророку Амона, который будет сейчас принимать тебя! Ты это понял?
Она встряхнула мальчишку, ее пальцы непроизвольно так стиснули его узкие плечи, что Хепри вскрикнул от боли.
– Да, понял, - сказал он. – Пусти, мама!
Тамит отпустила его и недовольно посмотрела на следы от своих пальцев на его плечах и на то, как сын морщится.
– В школе придется больнее, - заметила женщина. – Там тебя будут сечь.
Хепри вздрогнул, а стражник бросил на нее осуждающий взгляд – она совсем запугала ребенка. Но слова матери неожиданно оказали бодрящее действие.
– Не будут, - сказал мальчик. – Я буду послушен и прилежен.
Он улыбнулся матери. Ей показалось, что за этой улыбкой прячется еще больший страх, но Хепри ничего не прибавил.
Симут ожидал их на прежнем месте. Опускаясь перед ним на колени и увлекая за собой сына, Тамит вдруг осознала, что этот очень важный человек пришел сюда ради них – ради вдовы и сына большого преступника…
– Пойдем, - сказал жрец мальчику, никак не обратившись к его матери. У Хепри от страха вылетели из головы все приветственные слова, которые Тамит заставила его затвердить; ей было стыдно за сына и за себя. Но Симут увел ее сына, ничем не показав своих чувств.
– Запомни, - тихо сказал старый жрец мальчику, который спешил за ним как за путеводной звездой, весь обратившись в почтительность и слух, - ты не должен никому здесь говорить имени своего отца и даже упоминать о нем.
Симут вдруг остановился, и Хепри ужасно испугался, что его не возьмут… отвергнут…
– Да, божественный отец, - сказал он, слегка заикаясь. – Запомню.
– Ты понимаешь, почему? – тихо спросил Симут.
Казалось, в этот миг никого вокруг них не осталось – только старик, сейчас могущественный вершитель судеб, и маленький
– Да, божественный отец, - сказал Хепри.
– Если тебя спросят, ты будешь говорить, что твой отец умер. Это так, - испытуя мальчика взглядом, продолжал четвертый раб бога. – Он умер дважды - телом и духом. Ты это понимаешь?
– Да, божественный отец, - прошептал Хепри.
– И на тебе тень его преступления, - прибавил Симут. – Ты должен быть очень усердным и добродетельным, чтобы очистить свое имя. Ты это понимаешь?
– Да… божественный отец… - едва выговорил несчастный Хепри.
Ему никогда еще не говорили о смерти отца таких слов – но мальчик понимал, что возражать нельзя. В его головке возникла почти неразрешимая для его шести лет путаница, и Хепри решил просто слушаться. Сейчас самым главным над ним был этот старик в белой одежде, великий жрец Амона. Он говорил, что его отец очень плох… был очень плохим. Значит, великий жрец Симут тоже злой, как те люди, которые убили отца? Или мама говорила неправду?
Симут посмотрел в полные страха темные глаза мальчика и, ласково улыбнувшись, положил ладонь на его обритую головку со спутавшимся длинным локоном. Он понимал, какое смятение сейчас творится в душе сына того, кого не называют…
– Ты умный мальчик и можешь стать достойным человеком, - сказал старый жрец. – Не сворачивай с пути добродетели и слушай своих наставников, и бог не оставит тебя.
Хепри кивнул. Он вдруг догадался, что нужно сделать, опустился перед четвертым хему нечер на колени и поцеловал край его одежды. Тот еще раз ласково коснулся ладонью его головы, а потом вдруг утратил все добродушие.
Симут заспешил вперед с суровым и холодным видом, а снова испуганный мальчик, не смея больше ни о чем спрашивать, заторопился за ним.
Они вошли в комнату, еще за дверями которой до Хепри донесся звучный мужской голос, нараспев прочитывавший какие-то фразы; ему вторил хор детских голосов. Мальчик ступил в классную комнату следом за жрецом, и все тут же смолкло.
Хепри круглыми глазами уставился на сидящих рядами голых мальчиков его возраста или чуть старше – они расположились на циновках на полу, скрестив ноги. Их было десятка два. Перед ними стоял высокий человек в белых одеждах, напоминавших жреческие, но в коротком блестящем черном парике. Свитка, по которому учитель мог бы читать, Хепри не заметил – значит, все это прочитывалось и заучивалось наизусть…
Вдруг он сообразил, что, наверное, должен поклониться, и сделал это, очень неловко. Все ученики смотрели на него и его сопровождающего, но никто не шевелился, и в классе не пронесся даже шепот…
Учитель быстро обогнул ряды детей и приблизился к жрецу. Низко поклонился ему, хотя выглядел значительно важнее этого слабого старика.
– Новый ученик, господин?
– Да, - тихо ответил Симут. – Его имя Хепри, и он сирота. Возьми его в свой класс, и пусть ему дадут место в общей спальне и за общим столом – это приказ.