Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
Но они оставались разъединены.
Ка-Нейт смотрела на это; ее сердце сжималось от неясной печали.
Муж обнял ее и повернул, чтобы она больше не видела картины; приказал слуге опустить факел. Обнял Ка-Нейт за плечи и быстро повел вверх по лестнице; она пошатывалась и едва не оступилась на ступеньках.
Снаружи ей стало плохо, так что пришлось унести ее в тень и брызнуть в лицо водой; Неб-Амон сам напоил ее и растер ей виски, опасаясь худшего. Но обошлось. Ка-Нейт встала и спросила, что ей следует делать теперь.
– Отправляться домой, - резко ответил жрец.
Он чуть не высказал ей
Мерит-Хатхор, ни у кого не спрашиваясь, села в носилки к госпоже, чтобы быть рядом; но Неб-Амон этого уже не видел. Он отправился в другую часть города, где под его руководством велись широкие работы по приказу фараона; жрец и так отложил эти дела, чтобы показать жене то, что она хотела увидеть.
Ка-Нейт молчала до самого дома.
* Загробное царство.
* Т.е. гробницы.
* Фиванская богиня Меритсегер, которую также именовали Вершиной Запада.
* Согласно “Книге мертвых”.
========== Глава 17 ==========
Тамит жила в доме жреца Нечерхета как его жена.
Они жили как муж и жена, потому что теперь Тамит не могла ему отказывать: это превратилось для нее в тягостную обязанность, потому что, как ни пыталась она вообразить своего мужа любимым, самообман не продержался долго. Никакая мечта не может питаться самой собою – и близость чужого неприятного тела рассеяла прекрасный образ, который Тамит силилась воссоздать вместо этого человека.
Может быть, потому, что он ничуть не походил на Неб-Амона в других отношениях?
Нечерхет был добродушно-весел, и другая бы обрадовалась этому: но Неб-Амон был божественно строг, и даже шутки в его устах прозвучали бы иначе. Нечерхет был очень снисходителен к себе, и Тамит не могла уважать его как жреца: а это было единственным его занятием, тогда как Неб-Амон полно и плодотворно проявлял себя в других…
Нечерхет начал уже оплывать, потому что не упражнял свое тело – которому и так далеко было до тела великого ясновидца. С какой мучительной тоской Тамит вспоминала дни, когда могла наблюдать этого человека близко, чувствовать его аромат, даже прикасаться к нему – если посчастливится. Когда могла видеть его строгий прекрасный образ, вместо вовсе не отличавшегося красотою лица своего мужа, которое еще уродовалось выражением развязности, полупьяной веселости или тяжелой лени.
Тамит иногда мечтала даже вернуться назад – и стать служанкой в доме Неб-Амона, как прежде; но тут же вспоминала, что сейчас с этим человеком счастлива другая женщина, и понимала, что не вынесла бы этого зрелища. Она умерла бы от разрыва сердца или ненависти, отравлявшей ей кровь…
Но она сама отдала себя другому.
Тамит лелеяла ядовитые цветы мести – это стало единственной ее отрадой. Нечерхет, вначале очень радовавшийся своему браку, вскоре остыл, потому что не видел большой любви со стороны жены: и Тамит это обрадовало. По крайней мере, муж не навязывался ей больше, чем необходимо.
Он имел красивую женщину на ложе, ухоженный дом и компанию. И не хотел большего. Может быть, Тамит даже удовлетворилась бы тем, что получила – но ей так мерзило то, что она отдала свое тело и свою судьбу нелюбимому, склонившись перед обстоятельствами, что она даже при желании не смогла бы получать удовлетворение от своего брака. Во всех отношениях.
Стоило ей подумать, что ей предстоит прожить с Нечерхетом всю жизнь, как она готова была убить его или себя.
С большими усилиями она сохраняла вид довольной и послушной жены, хотя даже такой заурядный и не особенно проницательный человек, как Нечерхет, скоро почувствовал ее холодность. Но Тамит знала, что еще может притянуть его к себе, когда захочет – Нечерхет уже никогда не предпочтет ей другую. Ему уже тридцать восемь лет, и он понимает, что получил лучшее, на что мог надеяться.
Тамит не знала, хочет ли ее муж детей – и опасалась говорить с ним об этом. Вдруг хочет? А ей – родить от него ребенка или нескольких детей! Ведь это означает привязать его к себе еще крепче, привязать такими узами, которые не уничтожаются! И какие дети могут быть у такого человека?
Все же ей казалось, что он тоже предпочел бы обойтись без детей. Не потому, что не хотел детей именно от Тамит – где он нашел бы лучшую женщину? А потому, что превыше всего ценил собственное удобство и удовольствия. Мужчины такого возраста меняются редко, и еще реже – к лучшему…
И потому Тамит продолжала готовить свое средство.
Она, пожалуй, даже без усилий смогла бы отвергать притязания мужа, чтобы уменьшить риск – но не решалась делать это, чтобы он не потерял к ней склонность. Эта склонность непременно должна ей пригодиться. И Тамит берегла влечение и интерес своего мужа к себе, как женщины берегут драгоценности в шкатулках.
Но она боялась худшего.
Несмотря на все это, Тамит – имевшая сейчас некоторую свободу, достаток и положение – продолжала осторожно, но упорно искать способы осуществления двух своих величайших целей. Собственного возвышения и уничтожения своей соперницы.
Она не имела никакого занятия сама, кроме работы по дому – и никакой пока возможности подобраться к тайнам храмов или к домашним секретам верховного жреца. После того, как ей прямо отказали в жреческом учении, а потом Тамит упустила возможность добиться для себя благосклонности Амона, не осталось почти никаких возможностей самой подействовать во вред Ка-Нейт.
Как и самой возвыситься через значительный пост.
И то, и другое она могла сделать только чужими руками. То есть – через того порочного, не особенно умного и сильного волей жреца, женой которого она была.
Тамит подумывала, что эти его качества можно обратить в собственные преимущества… когда выпадет возможность. Но пока ей оставалось только слушать, следить и выжидать.
И беречься.
Но прошло три месяца ее супружеской жизни – наступила середина сезона всходов – когда Тамит почувствовала, что не убереглась.
Ее муж отсутствовал, когда Тамит настигло осознание своего состояния. Женщина оглядела свою пустую спальню, вцепилась пальцами в живот – и зарыдала, почти завыла.