Цветы для Элджернона
Шрифт:
– Минуточку, юная леди! – Матт откладывает газету и резко говорит Норме: – Не смей так разговаривать с братом!
– Он не имеет права говорить за меня!
– Не в этом дело! – Матт сердито смотрит на нее поверх грозящего пальца. – Он хочет тебе только добра, нельзя так кричать на него.
Норма ищет поддержки у матери.
– Моя пятерка – одна на весь класс. Теперь у меня будет собака? Ты обещала. Ты сказала, как только я получу пятерку за контрольную. У меня пятерка. Коричневую собаку с белыми пятнами. Я назову ее Наполеоном, потому что на этот вопрос я ответила лучше всего. Он
Роза кивает:
– Иди на веранду и поиграй с Чарли. Он целый час ждал тебя из школы.
– Не хочу играть с ним.
– Иди на веранду! – произносит Матт.
Норма глядит на отца, потом на Чарли.
– Не пойду. Мама сказала, что я могу не играть с ним, если не хочу.
– Мне кажется, юная леди, – Матт встает и идет к ней, – что ты должна извиниться перед братом.
– Никогда! – вопит Норма, прячась за стулом, на котором сидит мать. Он совсем глупый! Он не умеет играть в Монополию, и в шашки… ни во что… он все путает. Никогда больше не буду играть с ним.
– Тогда иди в свою комнату!
– Мама, ты купишь мне собаку?
Матт с треском бьет кулаком по столу.
– Пока ты так ведешь себя, в этом доме не буде собаки!
– Но я обещала ей, что если она будет хорошо учиться…
– Коричневую с белыми пятнами! – добавляет Норма.
Матт показывает на прижавшегося к стене Чарли.
– Ты уже говорила своему сыну, что мы не можем завести собаку. Мол у нас нет места и некому о ней заботиться. Забыла? Он ведь тоже просил собаку. Почему ты молчишь?
– Я буду заботиться о своей собаке, – настаивает Норма. – Я буду кормить ее, купать, гулять с ней…
Чарли, который до этого играл большой красной пуговицей, привязанной к нитке, неожиданно произносит:
– Я помогу Норме заботиться о собаке! Я тоже буду кормить ее, расчесывать и не дам другим собакам кусать ее!
Прежде чем Матт или Роза успевают вставить слово, Норма в отчаянии кричит:
– Нет!!! Это будет моя собака! Только моя!
– Вот видишь? – говорит Матт. Роза садится рядом с дочерью и примирительно гладит ее по голове.
– Нужно же делиться, дорогая. Чарли поможет тебе.
– Нет, только я! Это я получила пятерку, а не он! Он никогда не получал хороших отметок, так почему он будет помогать мне? А потом собака полюбит его и станет собакой Чарли, а не моей! Если так, то я вообще не хочу никакой собаки!
– Договорились, – произносит Матт, поднимает упавшую газету и усаживается на стул. – Собаки не будет.
Норма хватает тетрадку, которую она всего несколько минут назад с торжеством принесла домой, рвет ее и швыряет обрывки в лицо удивленного Чарли:
– Ненавижу! Ненавижу тебя!
– Норма, прекрати сейчас же! – Роза протягивает к ней руки, но та вырывается.
– И школу ненавижу! Ненавижу! Я брошу школу и стану таким же идиотом, как Чарли! Я забуду все, чему научилась, и мы с ним станем похожи друг на друга! – И с криком: – Я уже забываю, забываю… Я уже ничего не помню! – выбегает из комнаты.
Роза в ужасе бросается за ней. Матт молчит и смотрит в газету, лежащую у него на коленях. Чарли, напуганный всеми этими криками, вжимается в стену и тихо всхлипывает. Что он плохого сделал? По его ноге стекает что-то горячее,
После этого случая Норма стала проводить все свое время или с подругами, или запершись одна в комнате. Дверь ее всегда была закрыта, и мне запрещалось входить без разрешения.
Помню, как однажды, играя с подругой, Норма сказала:
– Чарли мне не настоящий брат. Он просто мальчик, которого мы пожалели и взяли к себе жить. Это мне мама рассказала и разрешила говорить всем, что он мне не брат!
Хорошо, если бы это воспоминание оказалось фотографией, чтобы я мог разорвать ее, а клочки в отместку швырнуть в физиономию Нормы. Мне хочется крикнуть ей: «Плевать мне на эту собаку! Она принадлежала бы только ей! Я никогда не допустил бы, чтобы она полюбила меня больше Нормы. Мне хотелось только, чтобы Норма играла со мной, как и раньше, и чтобы ей никогда не было плохо».
6 июня.
Первая настоящая ссора с Алисой. Моя вина.
Мне захотелось увидеться с ней. В этом не было ничего необычного после пережитых воспоминаний или кошмаров один только ее вид успокаивает меня. Ошибкой было то, что я зашел за ней на работу.
После операции я еще не был в Центре обучения умственно отсталых взрослых, и возможность увидеть его снова показалась мне заманчивой. Он расположен на Двадцать третьей улице, восточнее Пятой авеню, в старом школьном здании, которое университет Бекмана вот уже пять лет арендует для экспериментального обучения – специальные классы для неполноценных.
Уроки кончались в восемь, но меня тянуло побывать в классе, где еще совсем недавно я с трудом учился разбирать буквы и отсчитывать сдачу с доллара.
Я поднялся по лестнице, подошел к знакомой двери и украдкой заглянул в маленькое окошко. Алиса была на своем месте за учительским столом, а рядом с ней сидела незнакомая мне женщина с изможденным лицом, на котором было написано нескрываемое удивление. Интересно, что именно втолковывала ей Алиса? У доски в инвалидном кресле сидел Майк Дорни, а первую парту украшал собой Лестер Браун, самый способный, по словам Алисы, ученик в классе. Над чем я корпел целыми днями, Лестер схватывал сразу, но появлялся он в школе, когда хотел, а иногда подрабатывал натиркой полов и пропадал неделями. Уверен, что если бы мы с Лестером относились к учебе одинаково, на операционный стол лег бы он, а не я. Многие из сидевших в классе были мне незнакомы.
Я набрался духу, открыл дверь и вошел.
– Да это же Чарли! – воскликнул Майк, разворачивая кресло.
Я помахал ему рукой.
Бернис, красивая блондинка с пустыми глазами, тупо посмотрела на меня и улыбнулась:
– Где тебя носило, Чарли? Какой у тебя шикарный костюм!
Еще несколько человек поздоровались со мной, и я помахал им в ответ рукой. Тут я заметил, что Алиса сердится.
– Уже почти восемь часов, – объявила она. – Пора собираться.
Дел было много – убрать мел, ластики, тетради, учебники, карандаши, краски и тому подобное. Каждый знал, что от него требуется, и работа закипела. Все засуетились, кроме Бернис, которая не сводила с меня глаз. Наконец она спросила: