Цветы для поля боя
Шрифт:
Вот и на этот раз она решительно устремилась к цели, желая, во что бы то ни стало, сравняться во всём со своим командиром. Очень скоро ей не было равных в стрелковых упражнениях. Ещё через какое-то время и сборка винтовки стала для неё лёгким делом. По части физической подготовки ей было сложно превзойти Пауля и Георга, но добраться до их уровня она всё-таки сумела. Но командиру Берну было словно всё равно. Все попытки девушки привлечь его внимание уходили в никуда. Причём, надо отдать Агнесс должное: все эти попытки совершенно не входили в список заигрываний или выслуживания. Она сама хотела вести честную игру и не позволяла себе никаких вольностей. Эта неприступность Томаса делала его ещё более интересным, она буквально-таки притягивала девушку. Иногда она замечала за собой,
Её старания были вознаграждены совершенно внезапно в самый последний день их подготовки, перед самой отправкой на фронт. Томас, как обычно, построил взвод и провёл перекличку. Затем он объявил, что через день они все отправятся на передовую. Тут он вызвал Агнесс из строя и при всех назначил её своим помощником. Дальше шли ещё какие-то назначения, но их бывшая школьница слышала лишь отчасти.
– Тебе не спится? – повторил свой вопрос Берн. Агнесс тряхнула головой, возвращаясь из воспоминаний о недалёком прошлом, и посмотрела на лейтенанта.
– Когда нас бросят на первую линию в следующий раз?
– В ближайшее время, поэтому советую тебе поспать. Очень скоро ты будешь сильно жалеть, что не использовала это время с пользой.
– Можно вопрос?
– Да, задавай.
– А почему Вы не спите-то? Вам ведь сегодня сильно досталось на мосту…
– Да, досталось…, – Том ненадолго задумался. – Спасибо тебе, что вытащила. Ты часом не из-за этого беспокоишься? Первая рукопашная всегда след оставляет, сколько бы ты к этому не готовился.
– Я больше за ребят. Особенно за раненых…
– Ты ведь из лазарета шла, да?
– Да, – девушка потупилась, вспоминая разнос от доктора.
– Тебе сейчас может показаться жестоким, то, что сейчас скажу, но ты постарайся относиться к этому легче. Может быть, тебе сейчас кажется невероятным, что кто-то из твоих одноклассников был ранен, но это война, тут всё, что угодно может случиться. И очень частое явление тут – смерть. Вам всем ещё предстоит понять, что это такое. И это вы поймёте не тогда, когда начнёте стрелять по врагу, а когда похороните первого товарища, – Берн говорил медленно, с расстановкой и очень вкрадчиво. – Да, сейчас тебе кажется, что вы все будете вместе, до конца, до победы, но… – он вздохнул. – Я не говорю, что так обязательно будет, но надо быть к этому готовым.
– Я… – попыталась начать Агнесс.
– Нет, не понимаешь. Пока что не понимаешь. Но обязательно поймёшь.
– Лейтенант, а Вам приходилось хоронить товарищей?
– Да, приходилось, – коротко ответил Томас, его тон резко изменился. – А бывало и так, что приходилось оставлять умирать на поле боя.
В этот момент Том вспомнил первые дни этой войны. Те весенние дни, когда он с его взводом оставляли высоту за высотой, медленно отступая вглубь страны. Как в те дни мелькали перед ним лица его однополчан. Они уходили и приходили, одни умирали в бою, другие приходили им на смену, чтобы умереть через пару суток, и чтобы на их места пришли третьи. Так продолжалось пару месяцев, пока сам Берн не пал жертвой осколка, и его не отправили в тыл на лечение.
– Командир?
– Ложись, Агнесс, – лейтенант посмотрел на подчинённую скорее, как на друга, нежели как на ефрейтора. – До побудки совсем чуть-чуть осталось, ты мне нужна отдохнувшей. Возможно, что на первую линию нас отправят уже этим днём.
– Хорошо, я постараюсь уснуть.
Она попрощалась с командиром и пошла в окоп, где полулежа, спали её товарищи. Она окинула их всех взглядом, посмотрела на их спящие лица. Нет, она не могла, не могла вот так просто принять то, что, возможно, очень скоро кого-то из них не станет. Кто-то уйдёт, а на его место поставят нового, совершенно неизвестного человека.
Пробуждение оказывается просто мукой. Кажется, что прошло меньше минуты с тех пор, как она закрыла глаза, однако, на дворе полдень и командир Берн лично пришёл будить свою помощницу. Он особо не церемонится и легонько хлопает её по щекам. Однако даже после этих мер Агнесс с трудом соображает, что к чему. Через какое-то время до неё доходит смысл того, что пытается втолковать ей лейтенант. Им велено находиться при госпитале до выздоровления однополчан и до окончания ремонта танка. Что с «Руби» не так, он не объясняет. Днём у Агнесс появляется свободное время, и она хочет навестить своих товарищей в госпитале. Противного санитара и вчерашнего доктора она не видит. Марго лежит на койке. Сидеть и ходить ей больно, а Анну уже готовят к выписке, её состояние удовлетворяет врачей, и они не видят смысла занимать койку, учитывая, что лишних мест в лазарете нет. Настроение у девушек хорошее, они рады, что не придётся долго лежать среди больных, они рады даже тому, что просто выжили. Однако под этой радостью Агнесс распознаёт сильное напряжение. Ей кажется, что подруги улыбаются как-то натянуто и неестественно, словно прячут что-то. Ефрейтор и Анна сидят с Марго и обнадёживают её. Они стараются отвлечь девушку от мыслей о ранении и о вчерашнем бое, но всё это похоже на какое-то враньё, которое все видят, но делают вид, что не замечают.
В конце концов, Марго говорит, что хочет спать и просит их оставить её. Подруги желают ей выздоровления и уходят. Во взводе все заняты своими делами. Сейчас, в определённой дали от передовой они могут вздохнуть свободно и не думать о бедах и горе. Анна просит Агнесс пойти с ней в столовую, составить компанию, благо новых дел у ефрейтора не появляется. Там они садятся за стол, получив свои порции фасоли.
– Как думаешь, – начинает Анна. – Марго скоро выпишут?
– Конечно, у неё ведь всё цело, просто порез, который они уже зашили.
– Значит, нас скоро могут отправить снова туда?
– Да, – вздыхает Агнесс. – Могут.
– Я не хочу, – девушка тихо всхлипывает. Она даже не притронулась к еде, она только перемешивает фасоль ложкой. – Несс, мне страшно…Я не хочу туда. Ты ведь видела, что там. Там…там…Ты помнишь, что было на мосту? Я убила человека! Он оказался передо мной, и я просто выстрелила…Он умер, ты понимаешь!
– Тише, не кричи, – старается успокоить подругу Агнесс. Она боится, что их могут услышать. Среди солдат уже ходили слухи о военной полиции, которая пресекает любые пораженческие настроения и разговоры. Но девушка не может успокоиться, она плачет, прикрывая лицо рукой.
– Я не хочу, не хочу, – исступленно повторяет она. – Только не туда, только не снова.
Подруга смотрит на неё, но ничего не говорит. Да и что тут скажешь? Это ведь и в самом деле не просто. Это то, что не требует никаких объяснений или слов. Все они, так или иначе, переживают это. На передовой для этих мыслей нет времени и места, там всё подчинено инстинкту выживания и выполнению приказов. По сути, все приказы там направлены именно на выживание. Прятаться, чтобы не убили, стрелять, чтобы не выстрелили в тебя, наступать, чтобы не пришли с той стороны. А когда они вырываются их этого страшного водоворота, когда к ним приходят мысли и осознание, начинается самое страшное. Кто-то плачет, кто-то шутит, кто-то играет в карты, кто-то занимает себя сторонними делами. У каждого из них отныне будет это. И вот сейчас Анна плачет и просит не посылать её снова на передовую. Агнесс смотрит на неё и в глубине души понимает. Через какое-то время Анна берёт себя в руки и успокаивается, принимаясь за фасоль. Её лицо влажно от слёз, глаза покраснели, но она не обращает на это внимания.