Цветы из бури
Шрифт:
— Не то? — спросила она. Он нахмурился. Не то? Что она хочет сказать?
Подходящую одежду! Хотелось ему произнести. Это грубое, плохо сшитое тряпье!
Он схватил белье, пытаясь показать неуклюжие швы, неровные петли… Но не смог сделать этого. Он просто держал в руках белье. Растерянность. Разрыв между намерением и результатом.
Зарычав, он швырнул одежду. Его тело снова содрогнулось в сильных конвульсиях.
— Что с вами? — спросила Мэдди.
Она коснулась его руки. Он не мог стоять неподвижно, не мог унять дрожь и отвлечься от невыносимой
Долгое время она молча стояла у него за спиной. Он знал, что она заметила дрожь. Какая разница? Он попытался расслабиться.
Латунная рукоятка, соединенная со звонком, заскрипела. Кристиану захотелось повеситься, но они все предусмотрели. Они занимались этим годами. Тупоголовый тюремщик, вроде Обезьяны, обладал сверхъестественной способностью ожидать сопротивления и противостоять ему. Кристиан был выше, быстрее, моложе. Одному Богу было известно, но он надеялся, что у него сохранилось больше мозгов. Зато Обезьяне все было известно. Бритва и инцидент в ванной стали первой реальной победой Кристиана. Его спина пульсировала болью там, где ее коснулся железный прут, вызывая резкие содрогания, когда он шевелился. Он услышал в коридоре голос Обезьяны и напрягся. Его мускулы вновь стали конвульсивно сокращаться. Но звука открываемой двери не последовало.
Мэдди заговорила, Обезьяна стал возражать, но потом неохотно согласился. Шаги стали удаляться.
Кристиан обернулся. Мэдди-девочка смотрела на него, немного морщась и покусывая нижнюю губку. Встретившись с ним глазами, она быстро улыбнулась.
— Я послала за углями, — сказала она.
Послала за углями?
Она указала на пустой камин, обняла себя руками и задрожала.
Угли. Угли. Огонь, да. Да, они не делали этого прежде.
Ему захотелось поблагодарить ее, но он не смог. Только кивнул.
Она подняла брошенную одежду и предложила ему одеться. Кристиан попробовал что-то сказать, шевеля пальцами.
— Не понимаю, — она беспомощно смотрела на него.
Он заскрипел зубами и вздрогнул. Ладно. Попытайся снова. Он дотронулся до ее рукава, проведя пальцами по шву. Потом он провел рукой по шву на рубашке.
Она посмотрела на свою руку, потом на него.
— Простите, — она покачала головой. — Не понимаю.
Он сдался. Показал жестом, чтобы она ушла. Мэдди продолжала стоять. Он взял ее за плечо, развернул и подтолкнул к двери.
Она упрямо продолжала стоять. Пришел Обезьяна, принес совок углей. Кристиан немного подался назад. Загорелся огонь, они о чем-то невнятно заговорили. Обезьяна пожимал плечами, кивал, соглашаясь с ней, бросая на Кристиана нейтральные взгляды и, уходя, прикрыл дверь.
Кристиан уставился на нее. Не думать… Ради Бога… Одеваться перед ней!
Но она осталась. Она подошла к нему, коснулась пуговиц на его халате и принялась расстегивать их, словно занималась этим всю жизнь.
Кристиан перехватил ее руку и оттолкнул ее, издав звук негодования. Он указал на дверь и снова слегка подтолкнул
— Позвать Ларкина? — спросила она.
Он глубоко вздохнул, пытаясь подобрать слова.
— Не… е…
Она, казалось, не понимала всей глубины его привязанности к ней. Он опять попытался заговорить с ней.
— Ларкина? — снова спросила она, протянув руку к звонку.
Вдруг он понял, что она собирается вызвать Обезьяну.
— Нет! — он покачал головой. — Нет!
— Я сиделка, — она ткнула себя в грудь. Он задрожал. Он старался держаться от нее на почтительном расстоянии.
— Сестра, — сказала она. — Сиделка. Сестра.
Ах, сестра? Нянька, сиделка. Значит, он должен позволить ей раздеть его, как инвалида?
Мэдди втайне испытала облегчение, когда в уголках его рта заиграла знакомая ироническая улыбка. Ясно было, что герцог испытывает ее. Если Ларкин и кузен Эдвардс вернутся и увидят его неодетым, станет ясно, что она не может справиться с подопечным.
Пока кузен Эдвардс не принял окончательного решения по поводу Жерво, ей предстояло во что бы то ни стало показать, что герцог под ее вниманием не становится менее управляемым.
Это оказалось сложнее, чем она ожидала. Очень трудно было помнить о том, что его поведение выпадает за рамки обыкновенной логики. В чем состоял интерес к его платью и его вещам в то время, когда ему было холодно? Ей захотелось одеть его потеплее и высушить волосы, а потом, позже вечером, когда ее место займет Ларкин, она собиралась изучить особенности терапевтических ванн.
На этот раз, когда Мэдди взяла в руки рубашку и шагнула вперед, Жерво стоял, не шевелясь, позволив ей приблизиться. Мэдди одевала отца тысячу раз, она привыкла и выработала целую систему. Жерво не возражал, когда она повернулась к кровати, хотя при этом слегка поморщился.
Мэдди снова принялась расстегивать халат. Когда она справилась с первой пуговицей, то заметила, что он внимательно за ней наблюдает. Его лицо находилось совсем рядом. Дойдя до третьей пуговицы, Мэдди сообразила, что этот человек — не ее отец… К шестой пуговице его дыхание, тихое и равномерное, стало казаться более интимным, чем соответствовало ситуации.
Она подняла глаза. Он протянул руку и провел указательным пальцем по ее подбородку, слегка приподняв его. Их глаза были на одном уровне, на расстоянии всего нескольких дюймов.
Его — темно-синие.
Мэдди отклонилась и выпрямилась. Ее туфли громко стукнули по деревянному полу. Жерво объявил себя хозяином положения. Он встал, не сказав ни слова, слегка приподнял брови, словно спрашивая, желает ли она продолжения. Мэдди взглянула на распахнувшийся халат и отвела глаза. Он повел плечами. Халат соскользнул и упал к его ногам. Он протянул руку за рубашкой.
Мэдди действительно имела огромный опыт сиделки. Она купала и переодевала немало пациентов, причем не только женщин. Ее часто приглашали, когда кому-то из членов Собрания требовалась помощь. И, естественно, она всегда заботилась об отце.