Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй
Шрифт:
Еще немного – и между ними завязалась бы драка. Юэнян не выдержала и велела Сяоюй увести Сюээ.
Пань Цзиньлянь удалилась в свои покои, где сняла с себя украшения, смыла помаду и распустила волосы. Изящество и совершенство были нарушены. Глаза ее покраснели от слез, как цветы персика. Она легла.
На закате прибыл Симэнь Цин с четырьмя лянами жемчужин.
– Что с тобой? – удивился он, как только вошел в спальню и увидел ее.
Цзиньлянь громко зарыдала и попросила у него разводную. Так, мол, и так. И она рассказала ему обо всем случившемся:
– Мне никогда не нужны были твои деньги. Я выходила за тебя. Так почему ж ты позволяешь, чтобы меня так оскорбляли? Только и твердят: я мужа убила. Как сорняк не вырывай, а корень остается. Не будь у меня этой горничной, все бы шло как надо. Зачем ты прислал ко мне чужую горничную, а? Терпи вот поношения. Одна придет, а тени наведет.
Не услышь этого Симэнь Цин, все шло бы своим чередом, а тут в нем ярость так и закипела, злость так и поднялась. Как говорится,
– Перестаньте! – крикнула она. – Прекратите вы свои ссоры и не наводите хозяина на грех.
– Уродина проклятая! – ругался Симэнь. – Сам слыхал, как ты на кухне лаялась. Опять всех будоражишь?! Избить тебя мало!
Если б не козни Пань Цзиньлянь, дорогой читатель, скажу я тебе, никто б не стал в этот день избивать Сунь Сюээ.
Все, что исподволь долго копилось,На голову снегом вдруг свалилось.О том же говорят и стихи:Цзиньлянь вконец очаровала мужа –У Сюээ в груди обиды стужа.Пока не перевелся род людской,Гнев с милостью нам не дадут найти покой.После того как Симэнь Цин избил Сюээ, он направился в покои Цзиньлянь и преподнес ей четыре ляна жемчужин в ободок, которым она прихватывала волосы. Гнев ее прошел, едва она убедилась, что ее поддерживает Симэнь. На радостях она стала еще больше угождать мужу, и любовь между ними крепла изо дня в день. Как-то она устроила угощение у себя во дворике, на которое пригласила кроме Симэня У Юэнян и Мэн Юйлоу. Однако довольно вдаваться в подробности.
Симэнь Цин собрал компанию из десяти друзей. Первым был Ин Боцзюэ, выходец из оскудевшего рода. Промотав наследство, он помогал кому делать нечего, примазывался к баричам и пристраивался прихлебателем в веселых домах, за что получил прозвище Побирушка. Вторым был Се Сида, сын тысяцкого в Цинхэ. Этот наследовал отцовский титул, но о карьере и думать не хотел. Еще в детстве он остался круглым сиротой, слыл ловким игроком в мяч и азартные игры и был заправским бездельником. Третьего звали У Дяньэнь. Состоял он уездным гадателем, [207] но потом его уволили, и он заделался поручителем за местных чиновников, бравших ссуды. Тут-то он и познакомился с Симэнь Цином. Четвертого звали Сунь Тяньхуа, по прозвищу Молчун. Ему было за пятьдесят, но он все еще вламывался в женские покои, передавал любовные записки и послания, зазывал к певичкам посетителей, чем и зарабатывал себе на жизнь. Пятым был Юнь Лишоу, брат помощника воеводы Юня. Шестой – Хуа Цзысюй, племянник дворцового смотрителя Хуа, седьмой – Чжу Жинянь, восьмой – Чан Шицзе и девятый – Бай Лайцян. Вместе с Симэнь Цином – десять человек. Коль скоро у Симэня водились деньги, они называли его старшим братом и каждый месяц по очереди устраивали пирушки.
207
Уездный гадатель – обычно это ворожей-геомант, который помогал в уездной управе правильно справлять всевозможные церемонии.
Настал как-то черед Хуа Цзысюя, соседа Симэня. Угощали в доме придворного щедро – кушанья подавались на огромных блюдах и в чашах, вино лилось рекой. Собрались все друзья, кроме Симэня. Он оказался занят и ему оставили почетное место. После обеда прибыл, наконец, и он, в полном параде, сопровождаемый четырьмя слугами. Все повставали с мест и пошли ему навстречу. После приветствий его усадили. Занял свое место и хозяин пира.
Перед почетным местом, на котором восседал Симэнь, пела певица. Ей аккомпанировали на лютне и цитре две искусницы.
Не поддается описанию изящество этих прелестных служительниц Грушевого сада, [208] столь же пленительных, как одаренных.
Только поглядите:
Они в газовых платьях – белых, как снег. Гряды черных туч – восхитительны их прически. Алеют вишнями уста, нежнее персика и абрикоса ланиты. У каждой как ива гибкий стан, льют их сердца аромат орхидей. Дивное пение слух услаждает – то иволги, мнится, порхают в ветвях. Вот закружились в танце – то резвятся фениксы в цветах. Запели старинный напев – зазвучал он свободно, легко. Танцевали они, и месяц над теремом Циньским спустился пониже. Пели они, и над Чуским дворцом. [209] – остановили свой бег облака. Меняя голоса и ритм, играли, пели стройно, в лад. То яшмы легкий нежный звон вдруг замирал и шумные аккорды нарастали, то цитра – гуськом колки – начинала протяжную песню, и, четко выделяя каждый слог, такт отбивали кастаньеты [210]
208
Грушевый сад –
209
Циньский дворец, как и Чуский – образные названия домов, где живут певицы и танцовщицы.
210
Китайские кастаньеты (баньцзы) представляют собой деревянные плашки которые при ударе в них издают звонкие звуки. Ими пользовались актеры, певички, уличные сказители.
После третьей чарки певицы умолкли, положили инструменты и, как ветки цветов, плавно покачиваясь, вышли вперед. Их расшитые пояса развевались на ветру. Когда они склонились в низком поклоне перед пирующими, Симэнь Цин кликнул слугу Дайаня, взял у него три конверта и наградил каждую двумя цянами [211] серебра. Певицы поблагодарили его и удалились.
– Как хорошо поют! Откуда такие девицы? – спросил Хуа Цзысюя Симэнь.
– До чего ж вы забывчивы, ваша милость! – тотчас же вставил Ин Боцзюэ, не дав хозяину и слова вымолвить. – Неужели не узнаете? На цитре играла У Иньэр – Серебряная из Крайней аллеи «кривых террас», нашего почтенного брата Хуа зазноба. Лютню перебирала Чжу Айай – Любимица, дочка Косматого Чжу, а на лютне играла Гуйцзе, [212] сестрица Ли Гуйцин, от мамаши Ли Третьей со Второй аллеи. Она же вашей супруге племянницей доводится, [213] а вы делаете вид, будто не знакомы.
211
Цянь – мера веса, равная десятой части ляна, или десяти фэням.
212
Имена певичек – это обычно прозвания, поэтому они несут определенный образ. Иньэр значит «Серебряная», Гуйцзе – «Коричная сестрица».
213
Имеется в виду вторая жена Симэня Ли Цзяоэр, бывшая певичка.
– Шесть лет не видались, – засмеялся Симэнь, – вон какая выросла.
Подали вино. Расторопная Гуйцзе наполнила кубки, а потом нагнулась и шепнула несколько ласковых слов Симэню.
– А что поделывают твоя мамаша с сестрицей? – спросил он ее. – Почему не навестит дочь?
– Мамаше с прошлого года худо стало. Нога у нее отнялась. Без посторонней помощи ходить не может. А сестрицу Гуйцин гость с реки Хуай на полгода откупил. Так на постоялом дворе и живет. Даже дня на два, на три домой не отпускает. Кроме меня и дома никого нет. А я к знакомым господам хожу, когда петь позовут. Нелегко приходится. Я сама собиралась навестить тетушку, да все никак время не выкрою. А вы, ваша милость, тоже что-то давно к нам не заглядывали. Или дозволили бы тетушке навестить мамашу.
Покладистая, смышленая и бойкая на язык Ли Гуйцзе сразу приглянулась Симэнь Цину.
– Что ты скажешь, если я с близкими друзьями провожу тебя домой, а? – спросил он.
– Вы шутите, сударь, – отвечала Гуйцзе. – Видано ли, чтобы знатный да входил в дом ничтожного!
– Я не шучу. – Симэнь достал из рукава платок, зубочистку и коробку душистого чаю и протянул их Гуйцзе.
– А когда вы изволите прийти, сударь? – спросила она. – Я бы слугу загодя послала предупредить.
– Да как все разойдутся, так и пойдем.
Вскоре вино кончилось. Настала пора зажигать огни, а гостям расходиться. Симэнь попросил Ин Боцзюэ и Се Сида немного задержаться.
Сопровождая Гуйцзе, они верхами въехали в квартал кривых террас.
Да,
Бросаться ль на красивую игрушку? –Куда разумней в стороне держаться.Легко попасть в парчовую ловушку,Труднее из ловушки выбираться.Об этом и в песне поется:Да это же губительный притон,Ров на задворках сточный,Неприметный,Для отправления нужды секретной!..Острог, что на тычке сооружен.Покойницкая…В этой смрадной ямеЖивых не сыщешь,Мертвецы – рядами.Пещера тут – приют заблудших душ,Тут бойня – свалка провонявших туш;Тут жизни поношенье,Ограбленье,Где все встает пред Смертью на колени.Вот и слова, начертанные сажей:«Тут красоты и купля и продажа.Красотку сторговал – не забывай-ка,Что у красотки есть еще хозяйка.Плати и ей.Она любовь отмеритИ не продешевит,А в долг не верит!»