Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй
Шрифт:
Симэнь Цин с друзьями сопроводил паланкин Гуйцзе до самых ворот, где их встретила Ли Гуйцин и ввела в залу. После взаимных приветствий пригласили хозяйку дома.
Немного погодя, опираясь на клюку, вышла старуха, волоком волоча ногу, и поклонилась гостям.
– Свет, свет! – воскликнула она. – Сам знатный зять пожаловал. Каким ветром занесло?
– Простите, матушка! – Симэнь улыбнулся. – Все дела, никак не мог выбраться.
– Как величать господ, что пожаловали с вами? – поинтересовалась старуха.
– Это мои лучшие друзья – брат Ин Второй и Се Цзычунь. [214] У брата Хуа собирались, встретили Гуйцзе, ну и проводить решили. Вина! – крикнул
Хозяйка усадила гостей на почетные места. Тем временем заваривали чай, убирали церемониальную гостиную и припасали закуски. Вскоре слуга накрыл стол, зажег фонари и свечи, расставил вино и деликатесы.
Переодетая Гуйцзе вышла из своей спальни и села сбоку.
Это было настоящее гнездо любовных утех, вертеп, где иволги порхают в цветах. Не обошлось и без Гуйцин. Сестры наливали золотые чарки, играли на лютнях, пели и угощали гостей вином.
214
Се Цзычунь – второе имя приятеля Симэня – Се Сида.
О том же говорят и стихи:
Янтарный сок горит в лазурных кубках,Сверкают капли пурпуром жемчужным.За ширмой, в ароматных клубахДраконов и жар-птиц несут на ужин.Вовсю звучат свирель и барабан,Поют уста и гнется гибкий стан.Лови момент, пока имеешь силу!Речь – в шепот, а свеча померкла и оплыла.Да, без вина ты, как Лю Лин, [215] сойдешь в могилу.Сестры спели куплеты, над столом порхали чарки – пир был в самом разгаре.
215
Лю Лин (221–300) – один из содружества «Семи мудрецов из Бамбуковой рощи», знаменитый бражник. Все стихотворения почти полностью совпадает со стихами поэта Ли Хэ (789–816) «Будем пить!».
– Давно мне говорили, что Гуйцзе знает южные напевы, [216] – обернувшись к Гуйцин, заметил Симэнь Цин. – Как ты думаешь, можно ее попросить спеть ради этих господ?
– Не смеем вас беспокоить, барышня, – вставил Ин Боцзюэ, обращаясь к Гуйцзе, – но с удовольствием прочистим уши, чтобы насладиться дивным пением и выпить по чарочке.
Гуйцзе продолжала сидеть и только улыбалась.
Надобно сказать, что упрашивая Гуйцзе спеть, Симэнь имел намерение овладеть ею, и поднаторевшая хозяйка тотчас же раскусила, куда он клонит.
216
Южные напевы – мелодии из популярных в XVI в. пьес жанра куньцюй, распространенных в районе нынешнего Шанхая.
– Наша Гуйцзе с детства избалована и очень застенчива, – начала сидевшая рядом Гуйцин. – Перед гостями так сразу она петь не станет.
Симэнь позвал Дайаня, вынул из кошелька пять лянов серебра в слитке и положил на стол.
– Это не в расчет, – сказал он. – Гуйцзе на пудру и белила. На этих днях парчовые одежды пришлю.
Гуйцзе поспешно поднялась с места и поблагодарила Симэня. Потом она велела служанке отнести подарки и убрать со столика. Гуйцин она попросила сесть рядом.
Гуйцзе не торопясь слегка поправила прозрачный рукав, из которого свисала красная с серебряной нитью бахрома носового платочка, похожая на плывущие по реке лепестки, тряхнула юбкой и запела на мотив «Лечу на облаке»:
ДостоинстваГуйцзе умолкла. Симэнь Цин едва сдерживал себя от охватившего его восторга. Он приказал Дайаню отвести коня домой, а сам остался у Ли Гуйцзе. Коль скоро Симэню не терпелось насладиться юной певицей, а ее как могли на то толкали Ин Боцзюэ и Се Сида, желаемое скоро было достигнуто.
На другой день Симэнь наказал слуге принести из дому пятьдесят лянов серебра и купить в шелковой лавке четыре перемены нарядов, чтобы отпраздновать перемену прически у Гуйцзе. [217] Прослышала об этом и Ли Цзяоэр. Она, конечно, обрадовалась за свою племянницу и тотчас же передала ей с Дайанем слиток серебра на головные украшения и платья.
217
Перемена прически у Гуйцзе означает не утрату девственности, а новое «замужество» – знакомство с новым клиентом.
Не умолкала музыка и песни, не прекращались танцы и пляски. Пировали целых три дня. Ин Боцзюэ и Се Сида пригласили Молчуна Суня, Чжу Жиняня и Чан Шицзе. Они выложили по пять фэней серебра и пришли поздравить Гуйцзе. Ей устроили спальню, за которую полностью заплатил Симэнь.
Ликовал весь дом. Изо дня в день вино лилось рекой, но не о том пойдет речь.
Все новые песни и танцы подай богачу;Иссякнет мошна – нищеты он познает мытарства.Пора богачу обратиться с недугом к врачу.Совет: бережливость – от бедности близкой лекарство.Если хотите знать, что случилось потом, приходите в другой раз.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
ЦЗИНЬЛЯНЬ ПОЗОРИТ СЕБЯ ШАШНЯМИ СО СЛУГОЙ
АСТРОЛОГ ЛЮ ЛОВКО ВЫМОГАЕТ ДЕНЬГИ
Кто при деньгах, тот и могуч, и властен,
Симэнь лишь от мошны своей несчастен.
Раздоры в доме, свары да побои,
А где приличия? А где устои?
Дни богача-гуляки вечно праздны,
А ночи непотребны, безобразны.
Извечно так: в кармане звон монетный
Рождает буйство страсти мимолетной.
Так вот, полмесяца, должно быть, прожил Симэнь Цин у своей возлюбленной Гуйцзе. Юэнян то и дело посылала за ним слугу с лошадью, но всякий раз у Симэня прятали одежду и домой не пускали.
Тихо стало в доме Симэня. Брошенные жены не знали, чем заняться. Другие еще как-то терпели, только Пань Цзиньлянь – ей не было и тридцати – женщина в самом расцвете сил, у которой пламенем горела неугасимая страсть, да Мэн Юйлоу продолжали румяниться и пудриться. Не проходило и дня, чтобы они, разодетые, не выходили к воротам и не простаивали до самых сумерек, провожая взглядом прохожих. Они улыбались, и тогда в обрамлении алых уст у них сверкали белизною зубы.