Цветы тянутся к солнцу
Шрифт:
— А если валяются, так и нес бы сюда. Вон сколько ребят чуть не босые ходят, — сказал Матали.
— Как бы не так, — ответил Саиджан, — чем таким голодранцам давать, отец лучше из них подстилку для собаки сделает.
— Значит, тебе собака дороже, чем товарищи? — сказал кто-то из ребят.
Саиджан оглянулся по сторонам, отыскивая глазами, кто бы заступился за него при нужде, но не нашел никого. И все же он не хотел сдаваться.
— У нас собака борзая. Она дом стережет. А от вас какая польза?
— А от вас и вовсе
В это время из-за угла появились друзья Саиджана. Повезло ему, а то бы…
Сунгат, стоявший на часах, пожалел, должно быть, Матали, который не один час топтался возле ворот казармы.
— Эй, братишка, — крикнул он, — шел бы ты домой, слышишь! Ты гляди-ка, совсем замерз. Сказал же я тебе: не будет отца сегодня.
Матали знал уже: спрашивать, куда уехал отец, нельзя. Это военная тайна. А спросить, когда приедет, наверное, можно. И он спросил:
— А когда он приедет?
— Да он и не уезжал никуда. Здесь он, в городе, — сказал Сунгат. — Да только такие дела сейчас пошли, что в казармах сидеть некогда.
— А что случилось, дядя Сунгат?
— Да такое случилось, что хуже некуда. Взбунтовались буржуи. За Булаком свою республику объявили. На Советскую власть с оружием пошли.
— А мы тоже сегодня одного буржуя хотели побить, — сказал Матали.
— Какого же это буржуя?
— Саиджана, сына муллы из Голубой мечети.
— Ну, это вы зря. С буржуями мы сами справимся. А ваше дело — учиться. Навоюетесь еще, успеете, — сказал Сунгат.
Тут на смену ему пришел другой часовой. Сунгат попрощался и пошел в казарму. Пошел и Матали домой. Уже начинало темнеть, и он боялся, что тетка Сабира опять закроет дверь на крючок и ему придется топтаться у двери.
Дойдя до моста через Булак, Матали увидел каких-то людей, толпившихся на улице. Когда он сюда шел, никого не было, а теперь вон сколько народу! На мосту стоял солдат с зеленой повязкой на рукаве и спрашивал пропуска.
— Да где я его возьму, этот пропуск? Я на Московской живу. Иду домой, не на улице же мне ночевать? — возмущался какой-то дядька.
Но часовой на мосту и слушать ничего не хотел.
— Пропуск! — требовал он и загораживал проход винтовкой.
Матали решил посмотреть, что делается на других мостах. Вдоль берега канала он дошел до Каменного моста, и там тоже: часовые и толпа. Дошел до Деревянного моста, дошел до Кремлевского — везде одно и то же. Взрослых не пускали.
А его пустили. Он благополучно прошел по мосту и уже подходил к дому. Но тут такое случилось, что и во сне не приснится.
Долго не мог заснуть Матали в эту ночь. Что болит все тело, это пустяки. Такое бывало и раньше. И то, что тетка ругалась, — наплевать. И это не в первый раз. А вот то, что обида душит его и что ничего он не может сделать с этой обидой, — вот это плохо. Снова и снова вспоминает он, как огромный пес Саиджана, натравленный своим хозяином, набросился на него, подмял, как мешок, набитый сеном, и стал рвать на нем ветхую одежду, стал кусать его за руки, за бока, за ноги…
Хорошо еще, какие-то люди выручили его, отогнали палками собаку и помогли ему подняться. А то бы и вовсе загрызла его эта страшная собака.
Вот из-за этого он и не может заснуть. Вертится с боку на бок. Вспоминает, как все это было. Придумывает, как бы отомстить обидчику, и ничего не может придумать.
«Неужели, — думает он, — буржуи возьмут верх? Скорее бы уж утро, скорее бы тетю Тагиру увидеть. Она-то уж скажет всю правду».
…Совенок вошел в класс. На полу, сцепившись, катались мальчишки. Совенок, конечно, решил, что Матали там, в самой середине этого живого клубка. Он решительно кинулся на выручку друга и тут случайно бросил взгляд на парту.
Матали сидел на своем месте, подперев подбородок руками, и читал какую-то книжку. Так сидел, будто ему и дела нет до того, что творится в классе.
Совенок подошел, с размаху бросил на парту свою сумку. Матали поднял голову, глянул на друга и снова уткнулся в книжку.
— Подвинься-ка, — сказал Гапсаттар и толкнул Матали локтем.
Тот даже с места не сдвинулся и не сказал ничего.
— Ты что такой кислый? — спросил Совенок. — Собака, что ли, тебя укусила?
— А ты как узнал? — встрепенулся Матали.
— Что я, не вижу, что ли?
— Правда, видно?
— А то не видно? Вон штаны рваные.
— Где?
— Да везде… Вон на коленке, вон у кармана…
— Это старое.
— А новое где?
Матали поднялся и повернулся задом к Совенку. На штанах у него была свежая заплата, кое-как пришитая красными нитками крупными неровными стежками.
— Здорово! — сказал Гапсаттар. — Это когда же?
— Вчера… Говорю же: собака покусала! Иду я домой. Уже до «Дунайской харчевни» дошел. А тут Саиджан со своими дружками. Только я подошел, а он собаку спустил на меня и науськал. Я думал, совсем загрызет, да люди отбили…
Гапсаттар быстро глянул на Саиджана и сказал шепотом:
— А я смотрю, он зубы скалит. Ну ничего. Мы его без собак сами разделаем.
— Нужно бы, — согласился Матали.
— Слушай, — спросил вдруг Совенок, — а что это он так расхрабрился?
— А ты не слышал, что ли? Буржуи свою республику устроили за Булаком. Вот и хорохорится Саиджан.
— А республика, это что?
— Ну это, как его… Ну это против нас, не понимаешь, что ли?
Гапсаттар еще что-то хотел спросить, но тут открылась дверь, и все ребята, мгновенно замолчав, дружно встали. Вошла учительница. Она невесело поздоровалась с ребятами и не успела еще раздеться, Саиджан поднял руку.