Цзян
Шрифт:
— В свете прежнего безупречного послужного списка вашего Ничирена я нахожу особенно огорчительным то, что он позволил этому отряду, прибывшему в Токио с явно враждебными намерениями, приблизиться к нему вплотную. Прямо у себя дома.
Даниэла чувствовала на себе взгляд Лантина, который почти просверлил дырку в ее щеке, и оторвала свой взгляд от Карпова. Она видела в его взгляде что-то странное, что-то явно неуместное для данной ситуации, но, так и не сумев понять его значения, отложила это в ячейку памяти, чтобы обдумать все это на досуге, решив пока не мутить и без того взбаламученные воды.
— Я полагал, что у него
Даниэла хотела возразить, но, вспомнив предостерегающий взгляд Карпова, прикусила язычок, удержав готовые сорваться неосторожные слова.
— Какого рода испытание вы предлагаете? — поинтересовалась она.
— Вполне конкретное, — ответил Лантин с некоторой томностью, которой Даниэла не могла не восхититься. — И времени много не займет, и будет вполне убедительным.
— Что же это? — в тон ему спросила Даниэла. Лантин оторвался от стены, заполняя комнату своей прямо-таки физически ощутимой аурой. Невозможно было невнимательно отнестись к тому, что он собирался сказать.
— Вот что вы сделаете, товарищ Воркута, — тихо произнес он. — Вы подошлете к нему других своих агентов. Пусть они держат его под наблюдением. Запишут кое-что на магнитофон и видеокассету, если вы полагаете, что это необходимо. Я хочу знать со всей определенностью, что он не утратил своего инстинкта убийцы. В случае положительного результата испытания передадите ему свой приказ ликвидировать Джейка Мэрока.
Сигара генерала Карпова потухла. Он раздавил ее в пепельнице, стоявшей на рабочем столе Даниэлы.
Цунь Три Клятвы смотрел на Абердинскую бухту. Он стоял на палубе своей большой джонки, прислонясь спиной к перильцам. За бортом плясали лохматые волны, низкое черное небо подобно савану висело над Южно-Китайским морем, — последствие недавнего шторма. Но не непогода его беспокоила.
В левой руке он держал листок прекрасной рисовой бумаги, аккуратно свернутый вчетверо. Но аккуратность пославшего это письмо не спасло его от пятен и терракотово-бурой грязи, осквернивших послание на его долгом пути до адресата.
На бумаге был иероглиф, состоящий из пяти вертикальных линий, написанный стилем, характерным для северных провинций, выходцев из которых здесь, на юге, называют «хакка».Но это писал не хакка. Огромная лапища Цуня Три Клятвы сжалась в кулак, сминая тонкий листок. Сердце в груди забилось сильнее, разгоняя по жилам кровь.
Сердце Дракона — вот как они называли его тогда. В этих словах был особый смысл, глубину которого мог постичь только посвященный.
Значит, началось, -подумал он. Но, возможно, уже поздно.
Сердце Дракона — вот как было озаглавлено закодированное послание. И именно эти слова произвели гальванизирующий эффект на Цуня Три Клятвы. Именно побуждаемый ими, он с должной поспешностью послал Сынка Номер Один за Верзилой Суном. По протоколу, подобная честь полагалась персоне уровня Верзилы
Прыгающие на волнах огоньки, рассыпанные по гавани, не занимали Цуня Три Клятвы. Его мысли вновь и вновь возвращались к обещанию, которое он дал во времена давно прошедшие.
Сердце Дракона. Его вызов на последний акт драмы можно считать состоявшимся в тот момент, когда Сынок Номер Два поднялся на борт, держа в руке запечатанную красным сургучом металлическую трубку, в которой притаился, как гремучая змея, свернутый вчетверо листок рисовой бумаги. Или, возможно, — этот вызов фактически начался, когда эта трубка заливалась сургучом с обеих сторон так далеко отсюда.
Он пожал плечами. Чему быть, того не миновать. Ну, это он может повторять про себя до тех пор, как небесные драконы настолько обленятся, что перестанут просыпаться и посылать на землю дождь и гром, сражаясь друг с дружкой. По правде говоря, это будет бесплодная победа.
Семья, семья, -думал Цунь Три Клятвы. — Жизнь — ничто без семьи.
В этот момент он услышал негромкие звуки за спиной и почувствовал незначительное покачивание джонки. Потом опять тишина, нарушаемая только плеском волн прибоя. Его глаза остановились на том, что он сжимал в кулаке. Пальцы левой руки будто налились невероятной силой. Как огнем горят от слов, начертанных на бумаге.
Духом Белого Тигра клянусь, что выполню, что положено, чтя взятые обязательства!Он судорожно порвал пополам бумагу — слишком деликатный материал, чтобы хранить слова, которые, возможно, могли бы изменить мир. В волны их, и пусть плывут, как пятна лунного света, пока их не поглотит бездна Южно-Китайского моря. Тем не менее, они останутся в его сознании, будто выгравированные на нем. Он сделал три глубоких вдоха и медленно отвернулся от воды. Скоро ему надо отправляться в путь, чтобы быть на месте в назначенное время. Никто, даже Сынок Номер Один, не знал, с кем он встречался в запутанном лабиринте протоков вверх по реке.
Сун Бо-хань, известный уже довольно долгое время только под именем Верзила Сун, полученным им от триады, стоял в лунном сиянии. Его массивная, напоминающая формой гигантскую грушу фигура вырисовывалась четким силуэтом — широкий в бедрах, почти без шеи и с такими кривыми ногами, что они бы выглядели комично у любого другого человека. Но только не у Верзилы Суна. Он был «489», то есть руководителем, тройки 14 К.
Пройдя по поскрипывающей под его шагами палубе, он повернулся и смачно сплюнул через борт джонки.
— В субботу состоится гонка «Дракон», — сообщил он. — Мой брат говорит, мол, ставь на лодку Т.И. Чуна. А я говорю ему, мол, нет. Мы выиграем, если поставим на лодку Цуня Три Клятвы. — Он стоял напротив собеседника, внимательно следя за выражением его лица, заботливо пряча собственные эмоции под совершенно непроницаемой маской. — Может, сходить к букмекеру и посоветоваться, как мне лучше распорядиться моими в поте лица заработанными таэлями [13] . Как никак, лодка Чуна выиграла в прошлом году.
13
Таэль или лян — денежная единица Китая, обращавшаяся до 1933 года.