Да будет праздник
Шрифт:
Серена в ночной рубашке стояла в дверях гостиной.
– Ты куда?
Саверио ссутулился, опустил голову и попытался спрятать меч за спиной, но безуспешно.
– Я выйду на минутку…
– Куда?
– Съезжу на фабрику взглянуть на одну вещь…
Серена была озадачена.
– С мечом?
– Да… – Надо было срочно что-нибудь наплести. – Видишь ли… Есть там один шкаф… из гостиного гарнитура, в котором меч, кажется, идеально помещается, я хотел проверить. Я мигом. Туда и обратно. Ты иди спи.
– А что в этом пакете?
Саверио огляделся:
–
– Который у тебя в руках.
– А… Этот… – Саверио пожал плечами. – Так, ничего… Одежда, которую я должен вернуть Эдоардо. Маскарадные костюмы.
– Саверио, тебе сколько лет, а?
– Что за вопросы ты задаешь?
– Я устала от тебя. Смертельно устала.
Когда Серена этим надрывным голосом говорила, что “устала, смертельно устала”, Саверио знал, что через несколько минут последует ссора. А с Сереной ссориться не стоило. Она самозабвенно отдавалась этому делу, превращаясь в такое чудовище, что нельзя даже описать. Лучшей тактикой было махнуть на все и молчать. Если она начнет орать, проснутся и захнычут близнецы, тогда придется оставаться дома.
“Пускай гундит. Будь выше этого”.
– И не только я устала. Знаешь, что папа говорит? Что из всех отделов фабрики единственный убыточный – твой.
Саверио, несмотря на только что данное слово, не сдержался:
– Ну еще бы! От тирольской мебели всех тошнит! Ее никто не хочет! Поэтому-то твой отец меня на нее и поставил. Ты сама прекрасно знаешь. Так он может меня…
Серена перебила его, как ни странно, даже не повысив голос. Казалось, она так огорошена, что у нее даже нет сил кричать.
– Что? От тирольской мебели тошнит? Тебе известно, что мой отец больше двадцати лет продавал исключительно тирольскую мебель? Не забывай, что он первым стал привозить ее в эти края. Знаешь, сколько народу потом последовало его примеру? Мебель в деревенском стиле и все остальное пришло благодаря той мебели, от которой тебя так тошнит. – Она скрестила руки на груди. – Нет в тебе уважения… Нет уважения ни к отцу, ни ко мне. Я правда устала покрывать тебя и каждый день слушать, как отец оскорбляет моего мужа. Я сгораю со стыда. – Она с горечью покачала головой. – Подожди… подожди… как он там назвал тебя последний раз? Ах да… Дохлый таракан. Знаешь, куда бы он тебя давно уже послал, не будь меня?
Саверио стиснул рукоять Дюрандаля, словно желая раскрошить ее. Он мог бы прикончить старого ублюдка. Это было бы так просто. Один точный удар меча между третьим и четвертым шейным позвонком.
– И разве он не прав? – Серена ткнула в него указательным пальцем. – Посмотри на себя, ты уходишь из дома украдкой с карнавальными костюмами и мечом под мышкой и отправляешься к дружкам играть… Тебе не тринадцать лет. И я не твоя мамочка.
Саверио, вжав голову в плечи, принялся ковырять паркет острием Дюрандаля.
– Так больше продолжаться не может. Я потеряла к тебе всякое уважение. Мне нужен настоящий мужчина. Ты когда-нибудь спрашивал себя, почему я не хочу заниматься с тобой любовью? – Он повернулась и ушла в комнату. Оттуда раздался
Саверио с минуту постоял в дверях. За порогом гроза не думала успокаиваться. Если он уйдет сейчас, его жизнь на неделю превратится в ад. Он убрал Дюрандаль в коробку, а пакет с туниками в кладовку. Приложился к бутылке. Лучше лечь спать на диване. К утру Серена поутихнет, и они смогут помириться или что-то вроде того.
Надо доказать ей, что он не дохлый таракан. И есть лишь один способ сделать это: выполнить квартальный план, заткнув рот старому ублюдку. До конца квартала еще месяц, и, если начать работать по-черному, можно успеть. Он сделал еще один глоток настойки и в расстроенных чувствах отправился в ванную чистить зубы.
Какого дьявола ему взбрело в голову убивать Лариту? Для этого ему придется взять выходной, а сейчас, когда он в полном минусе, отгул, прямо скажем, окажется не к месту. И потом, признаем это, Звери тоже, как и жена, перестали в него верить.
Саверио сплюнул пасту в раковину, вытер губы и взглянул на себя в зеркало. Виски почти совсем побелели, да и щетина на подбородке была с проседью.
“Тебе не тринадцать лет. И я не твоя мамочка”.
Серена права. Чертовски права. Если он не докажет, что ему можно доверять, после смерти отца она не отдаст ему управление фабрикой.
“И у меня на руках два сына. Они не должны расти с мыслью, что их отец – ничтожество”.
Если все так считают, в этом виноват он, и только он.
“Баста! Пора кончать с этой сатанистской сектой. Завтра соберу Зверей и объявлю, что игра кончена”.
Он снял рубашку и майку. Жидкие волосы на груди тоже начали седеть. Он включил было душ, но перекрыл воду. Лицо исказилось в немом вопле. Щеки были влажные от слез.
Как он дошел до жизни такой? По какой нелепой причине он добровольно заперся в клетке с этой гарпией и выбросил ключи от своего существования? В юности у него было столько планов. Проехать поездом по Европе. Отправиться в Трансильванию посетить замок графа Влада. Увидеть дольмены и скульптуры на острове Пасхи. Изучить латынь и арамейский. Ничего из этого он не сделал. Он слишком рано женился, к тому же женился на женщине, обожавшей отдых на курортах и походы по аутлетам.
Саверио вернулся к умывальнику и снова посмотрелся в зеркало, словно чтобы убедиться, что это все еще он. Он взял полотенце и накрыл им себе голову.
– Подожди… подожди минутку, – сказал он себе.
Как он мог забыть. Сегодня был особенный день, и какая-то ссора с Сереной не может перечеркнуть его. Он чувствовал каждой клеткой своего тела, что это было начало новой жизни, надо только решиться на бунт. И дело было не в Джерри Скотти и даже не в туче с ликом Сатаны, явившейся ему как предзнаменование, дело было не в Куртце, позвонившем ему с предложением стать его представителем. Дело было в этом “нет”. Оно было слишком чудесное. Слишком вдохновляющее, чтобы вот так его отбросить. Первый раз он сказал “нет”. Настоящее “НЕТ”.