Да будет праздник
Шрифт:
Ларита запыхалась.
– Попробуй ты. У меня не выходит.
Саверио попробовал вратарским толчком взметнуться наверх, но, едва шевельнув ногой, отчаянно взвыл. Боль скальпелем полоснула по тканям поврежденной ноги. Обессилев, он упал, глотая ртом воздух, и снова нахлебался воды.
Ларита схватила его за капюшон туники прежде, чем его смыло течением, и притянула к себе.
– Что такое? Что с тобой?
Саверио сжал веки. Ему с трудом удавалось держаться на плаву. Слабеющим голосом он прошептал:
–
Она обняла его, прижалась лбом к его затылку и разрыдалась.
– Не-е-ет! Что же нам теперь делать?
Саверио чувствовал, что и у него комок подбирается к горлу. Но он поклялся быть мужчиной. Сделав три глубоких вдоха, он сказал:
– Подожди… Не плачь… Кажется, я знаю, что делать.
– Что?
– Если я упрусь в стенки ниши, ты поднимешься мне на плечи и оттуда ухватишься за края колодца. Там уже все просто.
– А как же твоя нога?
– Я буду опираться на левую.
– Уверен?
– Уверен.
Саверио приник к стене. Каждый шаг стоил ему неимоверных усилий, движения были замедленными из-за усталости, какую он никогда в жизни еще не ощущал. Каждая клетка, каждое сухожилие, каждый нейрон его тела исчерпал свой запас энергии. С кровью его покидали последние силы.
“Умоляю, не сдавайся”, – сказал он себе, чувствуя на глазах слезы.
Здоровой ногой он стал ощупывать стену, пока не нашел подходящее углубление. Протянув руку, он уцепился за небольшой выступ.
– Живо! Лезь на меня.
Ларита полезла по нему как по лестнице, встала ему на плечи и потом поставила ногу на макушку.
Чтобы не упасть, Саверио пришлось опереться и на вторую ногу.
“Давай… Давай…Быстрее… Я больше не могу!” – орал он в воде.
И вот он почувствовал, что держать вдруг стало легче. Он поднял голову. Ларита добралась до колодца и упиралась ногами в его нижние края, а рукой держалась за торчащий из стены корень.
– Получилось. – Ларита тяжело дышала. – Теперь ты протяни мне руку, и я подниму тебя.
– Нельзя…
– Как это нельзя?
– Корень не выдержит… Ты снова упадешь в воду.
– Нет. Он крепкий. Не волнуйся. Давай руку.
– Давай ты сама. Позовешь на помощь. Я буду ждать тебя здесь. Иди, вперед. Не думай обо мне.
– Нет. Я тебя тут не оставлю. Если я уйду, ты не выдержишь и тебя унесет течением.
– Прошу тебя, Ларита… Иди… Я умираю… Я уже не чувствую ног. Ничего не поделаешь.
Ларита разрыдалась.
– Не хочу… Так нечестно… Я тебя не оставлю. Ты… как тебя зовут? Я даже имени твоего не знаю…
У Саверио оставались над водой лишь нос и губы.
– Мантос. Меня зовут Мантос.
– Мантос, ты спас мне жизнь, а я оставлю тебя умирать? Прошу тебя, давай хоть попробуем.
– Но если не получится, поклянись, что уйдешь.
Ларита вытерла слезы и кивнула
Мантос закрыл глаза и собрав оставшиеся силы оттолкнулся и протянул руку к руке Лариты. Он лишь коснулся ее и упал вниз, широко разведя руки, словно ему выстрелили в грудь. Его тело ушло под воду, всплыло на несколько мгновений, а потом течение утащило его вниз. Он не сопротивлялся. Его понесло ко дну.
Вначале его тело не хотело сдаваться, боролось за себя. Затем, побежденное, успокоилось, и Саверио лишь слышал гул воды в ушах. Было прекрасно отдаться потоку, несущему его вниз, в темноту. Вода, убивавшая его, гасила в нем последние проблески жизни.
“Наконец-то свободен”, – было его последней мыслью перед тем, как тьма поглотила его.
76
Фабрицио Чиба открыл глаза и увидел солнце, невидимой ниточкой привязанное к горизонту.
Он увидел над собой позолоченную лист ву, облачка мошек и бабочек. Вокруг щебетали птицы. Вода мягко струилась и капала ласковым душем. Он вдохнул запах влажной земли. Плечи, затылок и насквозь мокрую, изодранную вконец одежду согревали теплые лучи утреннего солнца.
Он продолжал лежать, ни о чем не думая. Потом постепенно воспоминания о пережитой ночи, о катакомбах, о волне, поглотившей его, слепились в одну мысль. Очень позитивную мысль.
“Я жив”.
Эта мысль оказывала умиротворяющее действие, и ему подумалось: вот и все, жуткому кошмару конец. Со временем события этой ночи утратят драматизм, и уже через несколько месяцев он будет вспоминать о них со смесью удовольствия и ностальгии. И так и должно быть.
“Так уж устроен человеческий разум”.
Он подивился собственной мудрости.
Настало время выяснить, где он находится. Фабрицио приподнялся на локтях и увидел, что лежит на илистом берегу ручейка, текущего в ложбине между двумя пригорками. Повсюду было навалено костей, виднелись туфли, жокейское кепи и большой крокодил животом кверху со вздутым белым брюхом. Над ним уже кружились мухи.
Фабрицио поднялся на ноги и потянулся, радуясь тому, что обошелся без увечий и чувствует себя немного помятым, но вполне в форме. И еще – зверски голодным.
“Хороший знак. Знак жизни”.
Он пошел навстречу солнцу. Зевая, миновал рощу, но вдруг застыл как вкопанный перед захватывающим дух зрелищем.
В этом месте между деревьями открывался просвет. Вдалеке виднелась трасса Олимпика, как всегда по утрам забитая машинами, пустынные поля для регби спортивного комплекса Аква-Ачетоза, неподвижная серая излучина Тибра. Еще дальше поблескивала крышами автомобилей эстакада проспекта Франции и зеленел холм Флеминга.
“Рим”.
Его город. Самый прекрасный и древний в мире. Он никогда не любил его с такой силой, как в этот момент.