Да, господин Премьер-министр. Из дневника достопочтенного Джеймса Хэкера
Шрифт:
– Вы слышали новую польскую шутку? Ярузельский! [55] – И он начал хохотать. Долго и громко…
Вице-президент хотел срочно переговорить со мной о военных базах НАТО в Германии, но поскольку сделать это на приеме было трудно, если не сказать – невозможно, то мы договорились обсудить их завтра в аббатстве. После чего он растворился в толпе, думаю, в надежде найти кого-нибудь из неприсоединившихся стран, кто готов с ним поговорить и выслушать «новую польскую шутку». (Определение
55
Марионеточный премьер-министр, а затем президент Польши.
Русские тоже были в ударе. Советский посол присел рядом с сэром Хамфри на изящной низенькой софе в Белой гостевой зале и предался воспоминаниям о моем предшественнике.
– Знаете, господа, смерть экс– премьер-министра – всегда очень печальное событие.
– Очень, очень печальное, – согласно пробормотал Хамфри и с удовольствием отпил из бокала свое любимое белое вино.
– Но Британия от этого ничего не потеряла, – продолжал русский. – А знаете, в чем была его беда?
Хороший вопрос. Лично мне было совсем нетрудно перечислить целый ряд его бед, не надо было даже особенно думать, но я предпочел сначала дождаться советской точки зрения.
– У него много было здесь, – посол показал на свою голову, – много здесь, – он приложил руку к своему сердцу, – но ничего здесь! – громогласно воскликнул он и схватил секретаря Кабинета за… интимное место.
Хамфри громко заверещал, вскочил на ноги и уронил свой бокал. А русский посол при виде этого буквально зашелся от смеха.
Я тоже расхохотался, причем так сильно, что чуть не задохнулся, и был вынужден выйти из залы. Между прочим, русский посол был не так уж неправ…
Какое-то время секретаря Кабинета нигде не было видно. Иначе говоря, он был заметен своим отсутствием. Наверное, либо где-нибудь в уединенном месте восстанавливает собственное достоинство, либо пытается смыть винные пятна со своих брюк. Я его искал, так как мне нужны были его совет и поддержка при предстоящем разговоре с французским президентом, о котором я совсем не мечтал, но который нельзя было больше откладывать.
Затем Бернард и комиссар полиции (кстати, совершенно несовместимая пара), стараясь не привлекать ничьего внимания, увели меня от гостей и торопливо провели в мой кабинет для важного и приватного, как они объяснили, разговора. Там нас уже ждал Хамфри.
– Ну и в чем, собственно, дело? – недовольно поинтересовался я.
Первым, как ни странно, ответил комиссар.
– Бомба в саду французского посольства была заложена французской полицией.
Сначала мне показалось, что он просто неудачно пошутил. Оказалось, совсем нет.
– Они хотели проверить, нельзя ли нас подловить. Чтобы доказать неэффективность нашей системы безопасности.
Самая хорошая новость за последние несколько месяцев! Мне показали досье с доказательствами: в номере их отеля нашли соответствующий детонатор, к тому же они полностью признали свою вину.
Я был вне себя от радости. Еще бы! Французские полицейские тайно ввозят взрывчатку в Объединенное королевство! Именно такой возможности мне и не хватало. Я попросил Хамфри дать мне пару минут самому поговорить с президентом и вмешаться, как только я нажму секретную кнопку, специально вмонтированную в мой стол как раз для таких случаев.
Когда мсье Президента ввели в мой кабинет, я прежде всего извинился за то, что оторвал его от гостей, а затем сказал, что пригласил его обсудить проблему туннеля. Он возразил и выразил настойчивое желание сначала поговорить о другом.
– Прежде всего, господин премьер-министр, мне бы хотелось урегулировать глупое недоразумение. О маленьком щенке, которого я собираюсь завтра презентовать Ее Величеству в качестве ответного подарка.
Значит, им все-таки удалось провести его сюда контрабандой!
– Мсье президент, – максимально твердым тоном произнес я. – Прошу меня извинить, но поймите меня правильно. Я не могу просить королеву нарушить закон!
Он мило улыбнулся.
– Помилуй бог! Я совершенно не хочу, чтобы королева нарушала закон. Я всего лишь прошу господина премьер-министра постараться его обойти.
Я еще раз извинился, на этот раз формально, и снова сказал нет. На его лице появилось выражение великолепного, но обиженного достоинства.
– Господин премьер-министр, если французский народ когда-либо узнает об этом «отказе», они примут его за национальное оскорбление, за пощечину всей нации!
Как будто в том, что они узнают, могут быть какие-либо сомнения! Лично мне кажется, что французы (в отличие от британцев) обладают несравненно большим чувством здравого смысла, чем их лидеры, и не будут делать неверных выводов.
После чего мы наконец-то вернулись к проблеме туннеля. Причем президент сразу же попытался воспользоваться преимуществом, которое, как ему казалось, должно помочь выиграть битву.
– Что касается туннеля, господин премьер-министр, – многозначительно начал он, – то вы ставите меня в крайне трудное положение. Французский народ никогда не смирится с еще одной пощечиной! А вы отвергаете наше более чем разумное предложение распространить французскую юрисдикцию до, но не включая, Дувра. Кроме того, остается еще один важный вопрос: какой язык должен быть первым в надписях?
Я подошел к своему письменному столу, якобы для того чтобы взять листок бумаги и ручку, незаметно опустил свою руку под крышку и нажал на секретную кнопку. Хамфри медлил самым возмутительным образом.
– Э-э-э… по-моему, будет вполне справедливым, если на одной половине надписей первым будет французский, а на другой – английский, разве нет?
– Справедливым, да, но не логичным.
– А что, логика имеет такое значение? – поинтересовался я.
– А что, карантин имеет такое значение? – в свою очередь поинтересовался он.