Да, господин Премьер-министр. Из дневника достопочтенного Джеймса Хэкера
Шрифт:
Как ни странно, но Хамфри со мной согласился. Целиком и полностью! Еще бы! А куда ему деваться? Более того, он предложил некий компромисс: если я буду настаивать на беспристрастном подходе, МИД может согласиться на то, чтобы мы воздержались при голосовании по израильскому вопросу, но только при условии, что мы дадим согласие на выступление нашего представителя в ООН с резкой критикой сионизма.
Лично мне такое предложение не очень понравилось.
– А почему бы нам вместо этого не выступить в защиту мира, гармонии и доброй воли?
– Да, но это выглядело бы в высшей степени необычным! – возразил Хамфри,
Невероятно! Неужели ему это кажется нормальным? Если да, то, очевидно, исходя из предположений, что возможность выражать ненависть в контролируемой обстановке позволяет «выпускать пар» и, соответственно, делает ненужными агрессию и войну. Но поскольку уже сейчас каждый день в разных частях света бушуют что-то около шестидесяти-семидесяти войн между государствами – членами ООН, лично мне по-прежнему кажется, что поощрять ненависть – не самое продуктивное занятие.
Впрочем, секретарь Кабинета, похоже, и не думал менять свой подход к вопросу о защите демократии на Святом Георгии. Не поленился даже отпустить пару колкостей относительно «развевающихся знамен и горящих факелов», а затем довольно категорично заявил, что защиту демократии нельзя считать приоритетом, если она наносит вред интересам Британии, раздражая тех, кого мы хотели бы видеть среди своих друзей.
Его откровенность вызвала у меня что-то вроде шока. Ведь точно так же Чемберлен – и, соответственно, наш МИД – «умиротворял», то есть ублажал Гитлера!
Более того, к моему глубочайшему изумлению, Хамфри стал на защиту таких, с позволения сказать, умиротворителей или, точнее сказать, ублажателей.
– Они были абсолютно правы. Чего, собственно, мы достигли через шесть лет кровавой бойни? Бросили Европу в объятия коммунистической диктатуры вместо фашистской диктатуры! Только и всего! Ценой миллионов человеческих жизней и колоссальной разрухи! Вот что нередко происходит, когда не прислушиваются к мнению нашего МИДа.
Думаю, это одна из наиболее шокирующих вещей, которые Хамфри когда-либо осмеливался мне говорить. Во всяком случае, таким открытым текстом. И хотя, в каком-то смысле, может, он и прав, такое бросает тень на все, что нам дорого.
Я решил бросить ему вызов.
– Хамфри, значит, вы хотите сказать, что Британия не должна выступать на стороне закона и справедливости?
– Нет-нет, господин премьер-министр, конечно же, должна! – с чувством произнес он. – Просто нам не следует допускать, чтобы это оказывало негативное воздействие на нашу внешнюю политику, только и всего.
Да, наш секретарь Кабинета абсолютно аморален. Увы, это факт.
– Хамфри, мы должны всегда, понимаете, всегда выступать в защиту слабых против сильных. Это наш святой долг!
– На самом деле? – не скрывая ехидства, спросил он. – Тогда почему же мы не посылаем наших солдат в Афганистан воевать против русских агрессоров?
Но это же удар ниже пояса! Так нечестно… Поэтому я счел ниже своего достоинства ему отвечать. К сожалению, русские пока еще слишком сильны.
От удивления Хамфри даже встал со стула.
– Может, вы хотите сначала обсудить этот вопрос с министром иностранных дел?
– Да, конечно же, он будет поставлен в известность. Если именно это вы имеете в виду, – холодно ответил я и жестом показал ему, что он может идти. Куда хочет…
После чего сразу же вызвал Бернарда и смущенно – другого выхода все равно не было, – попросил показать мне, где, собственно, находится этот чертов остров Святого Георгия.
К моему нескрываемому удовольствию и, честно говоря, облегчению оказалось, что он тоже ничего не знает об этом.
– Э-э-э… – сначала промямлил он, а затем, как я и ожидал, предложил: – Может, попробуем найти его на глобусе? Насколько мне известно, один из них имеется в вашем секретариате.
Мы торопливо спустились вниз по спиральной лестнице, стены вдоль которой были украшены фотографиями бывших премьер-министров, и вошли в секретариат. Там суетились несколько мелких клерков, но не было ни одного из моих личных секретарей, слава богу, кроме Люка, моего личного секретаря по иностранным делам. Высокий подтянутый блондин, абсолютно арийского типа. Его вполне можно было бы назвать весьма привлекательным, если бы не его откровенно высокомерный вид и покровительственные манеры, что совсем не подходит молодому человеку, которому еще нет сорока.
Когда мы вошли, он тут же встал. Как всегда, в безупречном, идеально отглаженном двубортном пиджаке из серой фланели. Я пожелал ему доброго дня. Он ответил мне тем же.
Мы с Бернардом направились прямо к большому глобусу, стоявшему в углу, и там мой главный личный секретарь, не особенно раздумывая, ткнул пальцем в крошечное пятнышко недалеко от Персидского залива, в самой середине Аравийского моря, составляющего часть Индийского океана.
– Для Запада Персидский залив – это нечто вроде дороги жизни, – почти торжественно произнес Бернард. – А теперь, господин премьер-министр, взгляните, пожалуйста, вот сюда, – продолжил он, указывая на большой земляной массив, лежавший к северу от Аравийского моря. – Это Афганистан, контролируемый в данное время Советами. Ну а если Советам вдруг удастся захватить и Пакистан…
– Это им вряд ли удастся сделать, – неожиданно тихим, спокойным голосом перебил его Люк. Повернув голову, я не без некоторого удивления увидел, что он стоит рядом с нами у глобуса. Прямо за моей спиной.
– Но если им все-таки это удастся, – упрямо продолжил Бернард, тыкая пальцем в Пакистан, расположенный на побережье к югу от Афганистана и к северу от Аравийского моря, – то тогда под контролем Советов окажется и Персидский залив, и Аравийское море, и практически весь Индийский океан. А коммунистам, надо заметить, всегда очень хотелось иметь то, что они называют «морской порт в теплых водах».