Да здравствует Государь!
Шрифт:
«Я буду молиться за твое счастье, твоего супруга и твою душу» — так завершалось короткое письмо, переданное ей в собственные руки доном Хуаном…
И они — двое — что, казалось, плыли по воздуху над мозаичным полом — он в древнем наряде, она в белоснежном атласе и бархате, струящихся легкой вьюгой.
Она видела как играют в свете мириада свечей грубые, старой шлифовки каменья на его собольей, царской шапке. Красные сапоги ступали почти бесшумно. Сапоги пурпурного окраса — как у византийских императоров. Последнего византийского императора Константина Палеолога турки изрубили так, что опознать
Она чуть тряхнула головой, отгоняя жутковатую ассоциацию — видение.
Владимирский архиерей поднял руки жестом библейского патриарха со старой миниатюры. Синяя златотканная сутана — то есть ряса (православные падре — то ест batiuschk'i не носят сутан — они носят рясы) перехваченная муаровым розовым мафорием переливался лазурным крылом бабочки.
Панагия, украшенная аметистами, тускло отсвечивала цветными огоньками. Крест на серебряной цепке — большой — дюймов двенадцать. На каждой поперечине креста с обеих сторон были изображены святых, с серебряными нимбами. Их фигуры выделялись на золотом фоне, выгравированные линии были заполнены черной эмалью. Это был древний византийский крест — мощевик; века седьмого — привезенный из Киева митрополитом Сильвестром — Бог весть какими путями пришедший на Русь и Бог весть как сохраненный от рук грабителей и мародеров всех бесчисленных войн.
Он казался ей и в самом деле каким — то древним первосвященником явившимся из глубин веков для того, чтоб обвенчать их.
— Смертию смерть поправ… жизнедавче… человеколюбче… — доносилось до нее.
Елену словно невидимая рука толкнула — и она перекрестилась — троеперстно.
— Честнейшую Херувим… и славнейшую без сравнения Серафим…
Их подвели к аналою. Елена не слышала голосов и невнятно доносилась речь Священника. Отец Феогност произносил предвенчальную молитву, затем трижды прочитал «Отче наш», и «Богородицу». Елена замерла, слушая затверженные недавно а теперь как будто знакомые с детства слова.
— Богородице Дево, радуйся, благодатная Марие, Господь с Тобою… благословенна Ты в женах, и благословен плод чрева Твоего, яко Спаса родила еси душ наших… аминь…
И хор из трех десятков певчих — детей-семинаристов и двух десятков дородных монахов возглашает.
— Исаия, ликуй!..И вы, дщери Иерусалимския!.. И вы, дщери Иеффая!..
И отец Феогност стоит, воздымая руки, седовласый, напряженный а после возглашает зычно на весь собор святые слова соединяющие людей именем Творца.
Он только что не сиял от гордости — пусть сейчас во Владимире три митрополита и заслуженные епископы с архиепископами — но таинство брака — брака Императора Всероссийского! — должно совершать именно ему.
— Венчается раб Божий Георгий рабе Божией Елене…
— Кольцо — обычное золотое обручальное — уже на ее руке.
— Венчается раба Божия Елена рабу Божию…
Кольцо… Она сама должна надеть ему кольцо — а руки дрожат. Георгий стоит перед ней, облаченный в свой сияющий, парчовый наряд, и меховую шапку что блестит драгоценными каменьями.
Государь…
И Елена, глядя прямо в глаза Георгию, надела на его палец кольцо короля-крестоносца — оно охватывает палец как будто делалось для него.
Священник, что держал над ними венцы явно волновался — руки его дрожали…
— Венчается раба Божия Елена рабу Божию Георгию…
Они направились к аналою. Отец Феогност осенил их крестным знамением.
Вот он, золотой, сверкающий, старый, венец над ними…
Толпа гостей крестится. Императрица-мать, дядья и племянники Георгия, с ним их жены, чада и домочадцы…
А еще — за стенами собора — простой народ.
Они сейчас молятся за неё и за Царя — и сейчас их мозолистые руки творят крестное знамение, троеперстие во имя Троицы Единосущной. Сейчас по всей России — за вычетом может самых глухих «medvezjih» углов народ молится за нее — а может поднимает чарку во здравие молодых… Она представила этот «народ» — сельские священники в бедных бревенчатых храмах; офицеры и солдаты в провинциальных полках; бородатые лавичники — ой — лавочники! — в сапогах-бутылках, мужики в армяках и гимназистки…
Отец Феогност беспрерывно крестил их, словно боясь, что они останутся хоть на миг без защиты знаменья, без осеняющего крыла Божия.
— Гряди, голубица!.. — тоненько, торжественно, медленно поют певчие…
«О Георгий, вот я и Твоя жена. Вот и повенчал нас Господь… Все сделалось само. Как? Нам этого теперь уже никогда не понять.»
Он склонился к ней и его губы коснулись её щеки…
— Исайя, ликуй! — торжествующе запел хор — грянув словно с небес. Гости закрестились.
— Гряди, Голубица!!
Она не помнила толком как вышла из храма — твердо запомнилась лишь его рука в жесткой парче твердо держащая ее за локоть.
А под светом солнца на нее накатило густое гуденье медного баса — ударили в колокола…
И волны густого тяжелого звона накатывали, плыли сияющим облаком, вызывая ощущение счастья и благоговение…
Дальше было возвращение к губернаторскому особняку, где в огромном шатре их ждали накрытые к пиршеству столы…
Оркестр Мариинского театра заиграл полонез. А гости, сели за столы, залах, и под нежные порхающие звуки принялись уплетать зернистую икру, тарталетки, заливные, салаты, жареные лангусты, ризотто с белыми трюфелями мороженое, пить из хрустальных бокалов вино столетней выдержки, желая венценосной паре долгих лет жизни и любви. Было много цветов — темно-пурпурные и черные орхидеи, белые гвоздки, маргаритки — в таком изобилии, что дух захватывало — два вагона цветов в бадьях оцинкованной жести с водой доставили из Москвы. (Это не считая полевых цветов и цветов из палисадников горожан пошедших на украшения улиц и убравших центр Владимира растений из усадебных оранжерей).
Фрукты в вазах — яблоки, сливы, виноград и ананасы…
Для новобрачной были приготовлены особые блюда — французской старой аристократической кухни: королевский суп — курятина на молоке, с толчеными орехами, цыплята «кок-о-вин», с гарниром из томленного в духовом шкафу гороха, бараньи отбивные под соусом а на десерт «омлет-суфле».
Запивая это все охлажденным фруктово-ягодным компотом, Елена думала что отныне старая жизнь закончилась.
Да — сегодня первый день новой жизни. У нее есть теперь муж.