Да здравствует Государь!
Шрифт:
Глава 4
— Вы очень хорошо говорите по английски.
— Ваше величество — глубоко польщен такой оценкой моих ничтожных способностей! — кивнул маркиз Накатоми.
Черт возьми… — промелькнуло у Георгия — ну отчего же этот японец мне так не нравится?
— У нас в империи могли бы найтись переводчики с японского… — отметил царь. Наше министерство иностранных дел недосмотрело…
И в самом деле — уже пять лет как в программу Петербургского университета было включено преподавание японского языка, а в 1888 году был создан Восточный факультет, ставший с тех пор главной — да в общем и единственной конторой занимающейся изучением соседней (хотя и — вот парадокс —
— Ваш ничтожный собеседник не в обиде… Знание английского языка есть добродетель нынешнего просвещенного подданного императора. Наш великий министр Аринори мечтал обучить всех японцев английскому и даже сделать его главным. Он считал даже что английский язык должен полностью вытеснить японский.
Георгий удивился.
Из записок капитана Головина он знал как что японцы — народ чужеземцев не любящий и считающий чуть ли не говорящими чертями. И вот такое самоуничижение! Петр Великий как сетуют славянофилы насытил русскую речь иноземными словечками даже там где можно было без них обойтись и кнутом насаждал европейское платье — но никогда не думал заменить русский язык голландским или немецким! Вот тебе и «исконная враждебность к белой расе» и «воинственный муравейник» о котором пишут в Европе. Впрочем пишут англичане все больше — а они и сами терпеть никого не могут — для них все прочие — «туземцы».
К слову в этом году была тридцать пятая годовщина договора между империей Ямато и Российской империей, — продолжил японец.
— Разве? («Я упустил это — нехорошо»).
Японец рассыпавшись в любезностях рассказал что в феврале 1855 года в Симода в храме Гёкусэндзи был подписан японо-русский договор.
Коим между странами устанавливались дипломатические отношения; — подданные одной стороны получали защиту и покровительство на территории другой, обеспечивалась неприкосновенность их собственности. При обмене ратификационными грамотами в Симоде японцам были переданы в дар шхуна «Хэда» и полсотни пушек с фрегата «Диана».
Георгий слушал и обдумывал — что ему делать с Японией…
Перед самой свадебной поездкой он прочел доклад Витте Государственному совету. Касался он будущего Сибирского Пути но как оказалось — лишь постольку-поскольку. Главным образом речь шла о необходимости расширения русской торговли на Дальнем Востоке на том основании, что «Россия не только может, но и должна воспользоваться как выгодами, посредника в торговом обмене между Востоком Азии и Западом Европы, так и выгодами крупного производителя и потребителя, ближе всех стоящего к народам Азиатского Востока». Витте ссылаясь на мнение «финансовых кругов» ратовали за энергичное хозяйственное освоение края — что отвечало задачам России — устройство портов, создание военного и торгового флота на Тихом океане, развития торговли со странами Дальнего Востока. И все это требовало стабильной мирной обстановки в крае, в чем также заинтересованы русские переселенцы на Дальнем Востоке. Сторонники развития русского Дальнего Востока считали, что торговля с Китаем будет одним из краеугольных камней российского могущества: связь Запада с огромной частью Азии будет зависеть от России, и это поднимет ее стратегическую значимость. При помощи экономических и дипломатических связей Россия станет фактическим протектором Китая. Впереди им виделись безбрежные горизонты российской опеки над Азией.
И в этой связи говорилось что мирные отношения с Японией крайне важны.
А что он собственно знает об этой стране?
Да почти ничего… Параграфы из учебника географии, прочитанный им в «Ниве» очерк участника экспедиции Путятина, само собой «Записки» капитана Головина и книгу профессора Маркова о неудачном посольстве камергера Рязанова — оставившая у него странное послевкусие — вроде бы герой положивший труды и саму жизнь на алтарь Отечества а на деле вышла медвежья услуга человека понимавшего в деле за которое взялся столько же сколько в кузнечном. И все… Еще «От моря и до моря» входящего в моду британца Киплинга — где он со все той же британской высокомерной манерой высмеял пытающихся подражать цивилизации «туземцев». А нет — еще книга автора которой он запамятовал — о делах Петра Первого — при котором была сделана первая попытка завязать отношения с островной империей..
…Неоднократно ураганы уносили японские суда от родной земли и, вдоволь наигравшись, выбрасывали на чужой берег. Суденышко на котором плыл купеческий подручный из Осаки Дэмбэй, как и многие другие, было разбито стихией — его прибило к камчатским берегам, где камчадалы — тогда еще буйные ительмены — взяли японцев в плен, а груз разграбили. Там бы и завершил свою жизнь Дэмбэй влача полурабское существование среди ездовых собак и чумов, если бы о нем случайно не узнал казачий атаман Атласов и затребовал чужака как приложение к ясаку.
Вскоре Дэмбэй оказался в Якутске, а затем был отправлен в Москву.
В селе Преображенском под Москвой в 1702 году и произошла встреча с Петром I.Тот в своих трудах нашел время встретиться со странным иноземцем, которого принимали то за китайца, то за татарина. С большим трудом удалось выяснить, что родиной чужестранца является далекая и загадочная земля «Нихон».
Петр долго расспрашивал Дэмбэя о его родине, об императоре и сёгуне, о том, чем и как торгуют японские купцы. Ранее отрывочные сведения о Японии доходили до Москвы лишь через голландцев а ведь Япония была восточным соседом Российской империи!
Разговор получился хоть и долгим, но малосодержательным.
Кругозор осакского приказчика был весьма ограниченным, так же как и знания русского языка, усвоенного Дэмбэем в долгом пути в Москву.
Но Петр Великий и в этой малости усмотрел рациональное зерно. Он приказал готовить экспедицию в Японию через Сибирь, а Дэмбэя в звании учителя японского языка передали в Навигацкую школу. В помощь ему с Камчатки в столицу был выписан еще один японец — Санима — из потерпевших крушение и обнаруженных у камчадалов атаманом Чириковым. Санима, крестившись, стал Андреем Богдановым. Но на родину ни Дэмбэю, ни Саниме вернуться не удалось — могучие начинания Петра Великого угасли в склоке междуцарствий последовавших после его смерти.
…Тем временем посланник продолжал рассказ из которого Георгий как бы между прочим выяснил что сей маркиз не только посланник и двоюродный брат императора — но еще потомственный жрец бога Сусаноо.
Странное ощущение испытал молодой монарх при мысли что говорит с самым настоящим языческим жрецом. И не с шаманом каких нибудь тунгусов или ламутов или папуасов (странная мысль родилась и умерла — пойди дело у Маклая чуть по другому — папуасы были б его подданными) — а с цивилизованным человеком — во фраке и цилиндре — сейчас сидящим перед ним. Что может быть нелепее языческого жреца в английском костюме и с тросточкой? Нонсенс высшей степени! Все равно как к примеру мулла преподающий теорию Дарвина в медресе, — пришло в голову сравнение.
Может из за этого он и смотрит косо на японца — одно дело дикарь камлающий всяким духам — что с него возьмешь — дикарь он и есть дикарь. И совсем иное — человек разумный и образованный. Непонятное беспокойство никак не оставляло Георгия — было во всем этом нечто важное — что никак не ухватишь — но что негромкой осенней мухой зудело в мозгу… С другой стороны — в России живут ламаисты — и служат в армии и даже пагоду в Петербурге построили…
И никогда он не думал о них с какой то враждебностью — да и власть в лице господина Победоносцева склонна больше сектантов гонять нежели иноверцев.