Да здравствует Государь!
Шрифт:
А вот и с позволения сказать руководящие идеи.
«В Петербурге существует могущественная польско-жидовская группа, в руках которой непосредственно находятся банки, биржа, адвокатура, большая часть печати и другие общественные дела. Многими законными и незаконными путями и средствами они имеют громадное влияние на чиновничество и вообще на весь ход дел. Всякий честный голос русской земли усердно заглушается польско-жидовскими критиками»…
Столичные острословы тут же окрестили его — Первый консул — намёк на «корсиканское чудовище» был более чем понятен.
Георгий поджал губы. Как он помнил, батюшка Александр Александрович в узком кругу
А вот это уже из приватной беседы.
Правительство отжило свой век, — рассуждал генерал — оно бессильно извне, оно также бессильно и внутри. Революционеры же не имеют корней в широких массах. В России есть только одна организованная сила — это армия, и в ее руках судьбы России. Но армия может подняться лишь как масса, и на это может ее подвинуть лишь такая личность, которая известна всякому солдату, которая окружена славой героя. Но одной популярной личности мало, нужен лозунг, понятный не только армии, но и широким массам. Таким лозунгом может быть провозглашение войны немцам за освобождение и объединение славян. Этот лозунг сделает войну популярною в обществе. Ну это то уже известно…
— Да — покачал головой Георгий Александрович — а ведь и в самом деле в лице Скобелева Россия имела почти гениального военного и политика — готового кандидата в Наполеоны. Гениальность Наполеона залила Европу кровью и бросила Францию к ногам победителей — когда уже не осталось взрослых мужчин, а в строй верстали пятнадцатилетних подростков… Будь во главе республики кто-то менее способный и амбициозный — подумал вдруг Георгий — сидел бы тихо — ну или потерпел поражение быстро — или вообще как генерал Монк в Англии вернул власть королю в обмен на титул графа или маркиза. Но судьбе было угодно вознести в императоры гениального ублюдка… Что же дальше написано в деле?
«И сам масон и втянул в ложу друзей — писателя Немировича-Данченко и своего штабного Куропаткина» — передала уже выцветшая бумага мнение кого — то из его окружения зафиксированное жандармским пером. А вот и письмо самого Данченко.
(Какую же воистину титаническую работу производят эти люди, невидимые как мыши запечные — филеры, перлюстраторы, нетабельные канцеляристы МВД!)
Речь шла о громких антинемецких речах какие «Белый генерал» говорил за границей.
«Во время этого последнего свидания я крепко журил его за несвоевременный, по мнению моему, вызов австрийцам, он защищался так и сяк и, наконец, осмотревшись и уверившись, что кругом нет любопытных, выговорил:
— Ну, так я тебе скажу, Василий Васильевич, правду, — они меня заставили, кто они, я, конечно, помолчу.»
Кого же боялся этот без сомнения булатной — не стальной даже — отваги человек, который не страшился и посягнуть на Престол — в мыслях уж точно?? Кто имел над ним такую власть? За это знание Георгий не задумываясь отдал бы… Да мало нашлось того чего бы не отдал! Потому что неизвестно еще скольким генералам и сановникам эти «они» могут повелеть свершить нечто противное и присяге и совести!
В жандармских бумагах отмечалось, что за границей Скобелев не единожды встречался с одним из мастеров масонской ложи «Великий Восток» премьер-министром Франции Леоном Гамбеттой. Любопытно…
Через несколько месяцев после смерти Скобелева бывший премьер-министр погиб, как было официально объявлено, от случайно сработавшего охотничьего ружья. Но по Парижу упорно гуляли слухи, что он пал жертвой заговора, орудием которого стала его любовница. И тут женщина!
«Вскоре по приезде Скобелева в Париж к П. Л. Лаврову явился спутник Скобелева, состоявший при нем в звании официального или приватного адъютанта, и передал Лаврову следующее от имени своего патрона: генералу Скобелеву крайне нужно повидаться с Петром Лавровичем для переговоров «о некоторых важных вопросах». Но ввиду служебного и общественного положения Скобелева ему очень неудобно прибыть самолично к Лаврову. Это слишком афишировало бы их свидание, укрыть которое при подобной обстановке было бы очень трудно от многочисленных глаз, наблюдающих за ними обоими. Поэтому он просит Лаврова назначить ему свидание в укромном нейтральном месте, где они могли бы обсудить на свободе все то, что имеет сказать ему Скобелев. Лавров наотрез отказался от предполагавшегося ему свидания, и, так как в тот момент в Париже не оказалось никого из достаточно компетентных и осведомленных народовольцев, которым он мог бы сообщить о полученном им предложении, на этом и кончилось дело».
И вновь — донесение — блестяще подтвердившее худшие подозрения. Главное — что он искал в этой груде бумаг.
«В Петербурге, через генерала Драгомирова С. пробовал закинуть ниточку в революционные кружки…»
Георгий с тяжким вздохом откинулся в кресле и снова углубился в чтение бумаг — уже о Драгомирове.
В юности был вольнодумцем гегельянцем — но служил исправно. Настолько что по его учебнику уже в шестидесятые изучали тактику в юнкерских училищах.
Курс тактики у Драгомирова в те же годы прослушал наследник-цесаревич — Александр Александрович («Учитель отца!» — нежданной болью отозвалась душа).
Слава Драгомирова перешагнула пределы России, и в 1880-е годы он стал едва ли не первым русским военным теоретиком, которого переводили и читали в Европе. В 1869 году однако впал в немилость — что — то там вокруг Милютина — какие то интриги. Но уже в 1872 году он снова сна коне и даже причислен к Свите а вскоре получает генеральские эполеты и звание генерал-адъютанта. В 1874 году он возглавляет пехотную дивизию. Потом — война с турками — где он добывает славу и почести и знакомится со Скобелевым — может тот и сбил с пути честного служаку?.
Генерал пользовался большой популярностью не только в армии, но и в обществе — даже в его радикальных кругах.
Ага — арестованный в 1886-м слушатель Николаевской Академии поручик Рогачев признавался на допросе, что члены его подпольного кружка предполагали в случае успеха предоставить пост временного военного диктатора именно Драгомирову. Признание поручика не имело последствий — мало ли что там болтают юные карбонарии о заслуженном человеке который о них ни сном ни духом… Ни сном ни духом? Так ли? Не далее как в этом году модный философ Соловьев («Опять этот!» — зло фыркнул Георгий) стал публично говорить что если бы приключилась в России революция то генерала Драгомирова следовало бы сделать ее верховным диктатором. «Сообразите — говорил Соловьёв в присутствии доносчика — если во главе революции будут стоять генерал и архиерей, то за первым пойдут солдаты, а за вторым народ и тогда революция неминуемо восторжествует». Да ведь не в поручике дело или философе дело…