ДА. Книга 3
Шрифт:
— С этого места для меня началась Даррания. — Валентайн остановился рядом с фонтаном. Отпечаток лапы дракона, застывший в алых камнях, подбрасывал струи ввысь, вокруг собралось множество людей и драконов. Все наслаждались магией, которая придавала воде то кроваво-красный оттенок, то серебристо-черный, то золотой — вроде как побеждающий тьму. Само это место было напоминанием о кровопролитных войнах и о том, что темная магия — это фу.
Фу такими быть, вот что я скажу.
— Пойдем? — Я хотела увести Валентайна, но он не позволил. Продолжал смотреть на бьющую в небо воду даже несмотря на то, что многие
В какой-то момент захотелось показать им неприличный жест, но вряд ли до них дошел бы посыл, поэтому я просто обняла Валентайна двумя руками и прижалась всем телом.
Пусть думают, что хотят. Все они.
Валентайн притянул меня к себе, и о чем сейчас думал он, я знать не могла. По крайней мере, мне так казалось — до тех пор, пока фонтан не «заснул» у меня на глазах, а я не почувствовала холод темного промозглого раннего утра зимы или начала весны. Подсохшие корочки льда, черные изломы Дворца правления. Дрожь складывающихся крыльев, дрожь от холода. И вопли прикорнувшей у фонтана нищенки, вмиг проснувшейся:
— Темная тварь! Темная тварь!
Ее визг звучал у меня в ушах так же, как и топот стражей порядка и мгновенно заполонивших площадь военных, окруживших мальчишку-подростка. Он стоял полностью обнаженный, и вокруг него таяли очертания черно-серебряных крыльев, плавилась, становясь кожей, серебристо-черная чешуя.
Валентайн не сопротивлялся, когда его скрутили, когда брезгливо набросили грязное покрывало.
Я вынырнула из его воспоминаний так же резко, как в прошлый раз, с Эстре. Видимо, что было дальше, он не захотел мне показывать.
— Здесь началась моя новая жизнь, — произнес он уже вслух. — Ни об одной минуте которой я ни на миг не пожалел. И не пожалею.
Повернулся ко мне и почему-то улыбнулся, становясь моложе разом лет на пять.
— Ты удивительный, — произнесла я, провела пальцами по его скуле. Не удержалась и так же, подушечками, повторила контуры губ.
В толпе зашептались активнее, и Валентайн кивнул мне в сторону набережной:
— Пойдем.
Черное покрывало реки отражало огни, катало их на волнах, изредка ударяя о камни. Здесь стало прохладнее, еще и ветер какой-то внезапно подул. Валентайн мгновенно стянул пиджак и набросил его мне на плечи, закутывая, как в кокон и привлекая к себе. Теперь каждый его шаг отдавался во мне, а мой — в нем.
— Так на чем мы остановились в прошлый раз, когда говорили о твоем мире?
— О, об этом я могу говорить бесконечно. Только попроси, — фыркнула я. — Но вообще мы говорили про самолеты, про наши местные маджикары — в смысле про маджикары из моего мира, про то, что у нас нет магии и есть технологии, а еще про деньги. Про то, что они приближены к местным попыткам людей сделать что-то, на что можно обменивать товары и услуги.
— Это же неудобно.
— Неудобно, а как быть, если нет магии? Вот я, например, только недавно научилась понимать, что такое внутренний ресурс. Точнее, научилась я давно, а начала чувствовать — по-настоящему чувствовать, только недавно. У нас в мире такого не было, а как-то жить надо было.
— Просто делать что-то в обмен на что-то?
— Ну-у-у-у нет, — рассмеялась я. — Это ты уже какую-то
— Утопию?
— Утопичный мир, в котором все в гармонии и балансе брать-давать. В Даррании, например, тоже такого нет, несмотря на всю вашу магию. Ты же когда приходишь дорогое белье покупать, не танцуешь потом стриптиз консультанту, чтобы совершить равноценный обмен.
— Танцую — что, Лена?
Я поперхнулась. Не столько потому, что представила, как это объяснять, сколько потому что очень отчетливо увидела танцующего стриптиз Валентайна. После этой картины мне стало сначала жарко, потом холодно, потом опять жарко — на сей раз настолько, что впору пиджак снимать. Вот только я решила оставить, а то мало ли. Объясняй потом, что такое стриптиз. Во-первых, стремно, а во-вторых — вдруг ему понравится? Еще меня танцевать заставит. То есть попросит. А я не смогу отказать.
А-а-а-а! О чем я вообще думаю?!
Мама! Он же в мысли мои заглядывать может!
— У вас тут нет стриптиза? — уточнила я осторожненько.
— Нет, или по-другому называется.
Приватный танец, приватные услуги… да ну чтоб тебя! Как мало я знаю об этом мире. Все еще.
— Нет, и не надо, — я махнула рукой, быстренько выпихивая все ненужные картинки из сознания. Пронесло! — Как Соня себя вела, когда ты с ней разговаривал?
— А как должна была? — Валентайн заглянул мне в лицо.
— Не знаю. Не нервничала, там? Ничего не пыталась сказать?
— Нет.
Я вздохнула. Значит, Люциан прав. Это Сонино решение, и оно такое. Из-за любви.
— Снова переживаешь? — Валентайн потер мои плечи.
— Угу, — не стала отпираться. — Теперь из-за того, что она так легко согласилась. И Сезар… возможно, она его любит, но он?
— Он, Лена, скорее уничтожит себя, чем позволит себе снова причинить ей боль. — Мои плечи легко сдавили. — Он и попытался. В ту ночь. Обратил против себя свою же силу.
Я открыла рот, но Валентайн приложил палец к моим губам.
— Я не прошу оправдывать его поступок, и я его не оправдываю. Я знаю этого парня, и я знаю, что твоя подруга будет как величайшая в мире драгоценность рядом с ним. Бесценна и неприкосновенна — пока сама не попросит.
— Ты в этом уверен? — Я заглянула ему в глаза.
— Уверен ли? Сезар останется последним оплотом Даррании после того, как мне придется уйти. Я его к этому готовил, и…
— Ох, Валентайн, замолчи, — теперь уже я мотнула головой и остановилась.
— Не хочешь больше продолжать этот разговор?
— Гораздо больше я хочу сделать так, — я подалась вперед и коснулась губами его губ. Легко, как утихомирившийся ветер сейчас играл моими волосами, то щекоча ими лицо, то отбрасывая за спину.
— Ты удивительная, Лена, — хрипло сказал он, когда я отстранилась. В его радужке светилась серебряная кайма.
— Счастливая, — поправила я. А потом уже Валентайн меня поцеловал.
Гораздо глубже и откровеннее, чем я его. Гораздо интимнее, настолько властно и нежно одновременно, что я потерялась в его-нашем дыхании и в этой самой простой, бесконечной манящей ласке. Река билась волнами о ступеньки, шумела листва, а мы стояли на набережной и целовались, и не могли друг другом насытиться. В этом не было никакой магии, и в то же время было самое величайшее в мире волшебство.