Далекие огни
Шрифт:
— А дальше все очень просто, — как ни в чем не бывало продолжал Сергей. — Вы приносите оговоренную мною сумму, приводите мою дочь, мой друг отвозит и ее, и деньги в условленное место, а я передаю вам вот этот пульт. И лишь потом Свирский сможет приступить к выполнению своих непосредственных профессиональных обязанностей… Руки на стол! — внезапно рявкнул Сергей, уловив движение Свирского. — Ну, живо! Что у вас там в кармане, мобильный телефон? Никаких звонков, никаких сношений с вашими псами, ясно?.. Вот так, отлично. Вы становитесь умнее, Свирский. А теперь — киньте-ка мне вашу трубочку.
Свирский нехотя вынул из кармана трубку мобильного телефона и молча катнул ее по полированной поверхности стола. Доктор ловко перехватил аппарат.
— Прекрасно, — резюмировал Сергей. — Однако вернемся к нашим баранам. Итак, Орлов, вы слышали мои условия. Добавлю лишь одно: если вы на них не соглашаетесь, моей почки вам не видать как своих ушей.
— А вам, Ростовский, вашей дочери, — влез в разговор Свирский. — Похоже, вы забыли, что она все еще у нас.
Сергей метнул в него яростный взгляд.
— Я ничего не забыл, — отчетливо произнес он. — А вот вы, похоже, забыли, что часы вашего хозяина сочтены. В конце концов, ему решать, что для него важнее: сохранить собственную жизнь и при этом потерять каких-то пятнадцать миллионов баксов — или потерять все. Не думаю, что семейные проблемы его будущего донора играют сейчас для него хоть какую-нибудь роль, и вряд ли его терзает желание отомстить мне — как, например, вас, Свирский. Уверен, как законченный эгоист, в первую очередь он будет думать о себе. А также во вторую, третью и четвертую. И я, и моя дочь, и мой друг из Огней, да и вы, Свирский, для него — всего лишь пустой звук, некая пространственная помеха, мелочь, от которой нужно только отмахнуться — и она исчезнет сама собой. Вы желаете положить на чаши весов жизни вашего хозяина и моей дочери и посмотреть, какая чаша перевесит? Валяйте. Только учтите, решение будете принимать не вы… Итак, господин Орлов?
Орлов немного помедлил.
— Где гарантии, что завтра этот материал не будет предан гласности? — сказал он наконец.
— А где гарантии, — в свою очередь спросил Сергей, — что вы не будете преследовать моего друга доктора и мою дочь?
Орлов кивнул.
— Ясно. Ваши гарантии против моих гарантий. Так?
— Вы на верном пути, Орлов. Пока мы держим материалы в секрете, вы не посмеете тронуть никого из нас. И наоборот, пока вы ведете себя смирно и не пытаетесь свести с нами счеты, мировая общественность останется в неведении относительно ваших преступных деяний.
— Хорошо, — сдался наконец Орлов. — Вы получите требуемую сумму. Сегодня же на имя вашей дочери будет выписан чек.
Сергей решительно замотал головой.
— Только наличными. И немедленно.
Орлов поднял глаза и в упор посмотрел на него.
— Я согласен, — глухо произнес он.
До полуночи оставалось пятнадцать минут.
Прежде чем покинуть мониторную, Абрек выпытал у своих пленников всю нужную информацию. Теперь он знал, где они держат девочку, знал, как туда пробраться, знал также примерное расположение помещений служебной зоны. Тем двоим, уходя, пригрозил:
— Шевельнетесь — все здесь взлетит на воздух.
И они, похоже, поверили; по крайней мере,
Абрек беспрепятственно спустился на самый нижний этаж, который находился на глубине примерно семи метров под землей. Этот этаж вряд ли можно было назвать жилым, скорее он походил на секретный бункер или бомбоубежище. Ни на лестнице, ни в коридорах Абрек не встретил ни единой живой души: обслуживающий персонал либо уже спал, либо отдыхал, потягивая в своих комнатушках дешевое баночное пиво и тупо уставившись в телеящик.
Сойдя с лестницы, он попал в квадратное помещение, вдоль бетонных стен которого располагалось с десяток дверей. Абрек уже знал: большинство из этих дверей вели в складские и подсобные помещения, где хранилась отжившая свой век домашняя утварь, старая мебель, садовый инвентарь и весь тот хлам, который обычно годами скапливается в большом хозяйстве и который бережливый и расчетливый управляющий не торопится выбрасывать на свалку. Однако одна дверь здесь была особенной: обитая толстыми стальными листами, с глазком посередине, она вела в типичную тюремную камеру, где, по мере возникновения необходимости, могло содержаться то или иное неугодное хозяину лицо.
Именно за этой железной дверью и держал Орлов девочку Катю, десятилетнюю дочь Сергея Ростовского.
Абрек заглянул в глазок. В углу крохотной камеры он увидел небольшой, грубо сколоченный деревянный стол, тумбочку и железную кровать, а на ней — сжавшуюся в комочек исхудавшую девочку с бледным несчастным личиком и давно нечесаными волосами. Она куталась в старое тонкое одеяло, местами рваное и протертое до дыр, и безучастно, ничего не видя, смотрела прямо перед собой. При виде девочки даже у такого опытного, вдоволь насмотревшегося на людские страдания, солдата, каким был Абрек, сжалось сердце. Стиснув зубы, он мысленно поклялся, что вырвет это дитя из лап убийц, даже если ему придется шагать по трупам подонков, которые лишили себя права называться людьми.
Однако дверь оказалась запертой на ключ, и отпереть ее кроме как ключом не было никакой возможности. Абрек тихо выругался. Еще одно препятствие, предусмотреть которое он был просто обязан.
Что ж, дойдя до последнего рубежа, он уже не имел права отступать. Он сделает то, что должен был сделать, и ни один человек не сможет помешать ему. А ключ у него будет, и очень скоро. Ключ ему принесут.
На часах было 23.55.
Глава шестнадцатая
— Я согласен, — повторил Орлов. — Вы получите эту сумму. Сейчас.
Он сделал попытку подняться; это далось ему с большим трудом. Свирский бросился ему на помощь, однако Орлов, собравшись с силами, внезапно выпрямился и властным жестом остановил его.
— Я сам!
Он выбрался из-за стола и, пошатываясь, нетвердой походкой направился к книжному стеллажу в глубине кабинета. Нажал на какую-то скрытую кнопку в стене — и стеллаж вдруг начал поворачиваться вокруг оси, открывая взорам собравшихся проход в едва освещенное помещение.