Далекие Шатры
Шрифт:
Аш устроился подмастерьем к кузнецу в маленькой деревушке близ Великого колесного пути и получил разрешение поселиться вместе с Ситой в ветхом чулане за кузницей. Работа была тяжелой и низкооплачиваемой, а в крохотной каморке без окон не имелось никакой мебели. Но это было начало, и они потратили последние деньги из щедрого дара Хиралала на покупку подержанной сеточной кровати, дешевого лоскутного одеяла и набора кухонной посуды. Деньги, оставшиеся от продажи лошади, Сита закопала в земляном полу под кроватью, а во время отсутствия Аша выскребла еще одно отверстие в стене для запечатанного пакета и нескольких замшевых кошельков, которые забрала из своих комнат в Хава-Махале. Сама она не пыталась найти работу, что было на нее не похоже. Казалось, ее вполне устраивала возможность сидеть на
Безусловно, сейчас Ашу жилось гораздо лучше, нежели на службе у ювраджа. По крайней мере, скудное жалованье выдавалось ему на руки звонкой монетой, и получал он всяко больше, чем во Дворце ветров. Наконец-то Аш чувствовал себя мужчиной, и хотя он не отказался от своих грандиозных планов на будущее, но охотно согласился бы остаться здесь на пару лет. Однако в начале следующего года в деревню прибыли двое мужчин и стали расспрашивать про женщину-горянку и мальчика – сероглазого мальчика, который, сказали они, может быть переодет девочкой. Эти двое разыскиваются за кражу драгоценностей из казны Гулкота, и за поимку воров назначена награда в пятьсот рупий, а за любые сведения об их местонахождении положено поощрение в пятьдесят рупий…
Мужчины прибыли поздно вечером и, к счастью для Аша, остановились на ночь в доме тахсилдара [10] , чей младший сын дружил с ним. Этот мальчик подслушал разговор незнакомцев с отцом. Поняв, что во всей деревне только одна пара отвечает данному описанию, он крадучись вышел в темноту и разбудил Аша, спавшего на земле у двери Ситы. Через полчаса эти двое уже торопливо шагали в неверном свете звезд по пролегающей через поля тропинке, направляясь к большаку, где Аш надеялся сесть на какую-нибудь проезжающую мимо телегу, поскольку было очевидно, что Сита не в состоянии идти пешком долго или быстро. Им повезло: доброжелательный возница тонги подобрал их и провез пять с лишним миль до окраины маленького городка, а там они свернули в открытые поля и медленно побрели обратно на юг в надежде сбить погоню со следа.
10
Тахсилдар – сборщик налогов.
Следующие два месяца они влачили полуголодное существование, постоянно терзаясь страхом и не смея останавливаться ни в одном селении из боязни привлечь к себе внимание. Города покрупнее казались более безопасными, чем маленькие деревушки, где появление незнакомцев неизбежно вызывало толки, но там было трудно найти работу, и жизнь была дорогая. Скудный запас денег истощался, а тяжелый пыльный воздух многолюдных городов шел во вред Сите, тосковавшей по горам. Она никогда не любила равнин, а теперь еще и боялась их. Однажды вечером, болтая с несколькими кули у лесного склада, Аш снова услышал о щедрой награде, обещанной за поимку двух воров, похитивших драгоценности раджи, и начал падать духом. Неужто они так никогда и не скроются от преследования?
– Давай пойдем снова на север, к горам, – умоляла Сита. – В горах мы будем в безопасности: там мало дорог и много укромных мест. Разве можно спрятаться на этих плоских равнинах, пересеченных сотнями дорог, ведущих к каждому городу?
И вот они снова двинулись на север, но пешком и очень медленно. Денег на тонги и телеги у них уже не осталось, да и на пищу едва хватало, и нечем было платить за постой, поэтому они ночевали на городских улицах или под деревьями на открытой местности, пока не настал день, когда Сита не смогла идти дальше…
Предыдущую ночь они провели в укрытии под скалой на берегу реки Джелам, неподалеку от заснеженного Кашмира. Когда над мокрой от росы равниной забрезжила заря, могучий крепостной вал гор, высоко вздымавшийся над пеленой утреннего тумана, засиял розовым светом в первых лучах солнца. В прозрачном воздухе раннего утра горы казались совсем рядом, всего в нескольких милях –
Тем утром у них не было никакой еды, кроме горсти поджаренного зерна, прибереженного на крайний случай. Аш растер зерно между двумя камнями и смешал с водой до состояния жидкой кашицы, но Сита не смогла проглотить ни капельки, а когда он собрался продолжить путь, спеша покинуть нынешнее ненадежное убежище, она покачала головой.
– Я не могу, милый, – прошептала Сита. – Я слишком устала… слишком устала.
– Знаю, мамочка. Я тоже устал. Но нам нельзя оставаться здесь. Это слишком опасно. Никакого другого укрытия поблизости нет, и, если кто-нибудь тут появится, мы окажемся в ловушке. А я… я думаю, они скоро появятся. Я… – Он заколебался, не желая усугублять тревогу матери, но вынужден был продолжить, чтобы она поняла, что мешкать нельзя ни минуты. – Я не сказал тебе раньше, но вчера я видел одного знакомого человека в караван-сарае, где мы ненадолго останавливались. Человека из Гулкота. Вот почему я не захотел задерживаться там. Нам надо двинуться вниз по реке и попытаться найти брод или какого-нибудь лодочника, который перевезет нас на другой берег, и там мы сможем немного отдохнуть. Ты будешь опираться на мое плечо. Нам не придется идти долго, мамочка, милая.
– Я не могу, любовь моя. Ты должен идти один. Без меня ты пойдешь гораздо быстрее и к тому же будешь в большей безопасности. Они ищут женщину и мальчика, путешествующих вместе, и я знаю, что мне давно следовало расстаться с тобой, просто… просто я страшилась разлуки.
– Не говори глупостей! Ты прекрасно знаешь, что я не бросил бы тебя! – возмущенно сказал Аш. – Кто стал бы заботиться о тебе, если бы я ушел? Мама, пожалуйста, встань. Прошу тебя! Мы пойдем очень медленно. – Опустившись на колени, он взял холодные руки Ситы в свои. – Ты ведь хотела добраться до гор, правда? Ну так вот они – посмотри, ты ясно их видишь. В горах тебе сразу станет лучше. Твой кашель пройдет на горном воздухе, и ты снова почувствуешь себя хорошо, а потом мы отыщем нашу долину. Ты же не забыла про долину, про нашу козу, и… и про миндальное дерево, и… – Голос у него вдруг пресекся, и он снова потянул Ситу за руки, пытаясь помочь ей встать. – Ну, мамочка, еще совсем немножко, честное слово.
Но Сита знала, что подошла к концу своего пути. Силы у нее почти полностью иссякли, а те, что остались, нужно было употребить на последнее мучительное дело, которое следовало выполнить без промедления, пока не стало слишком поздно. Она высвободила свои руки и принялась шарить в складках сари в поисках запечатанного пакета и четырех увесистых замшевых мешочков, которые носила в поясе из полосы ткани, и при виде их горькие слезы подступили к ее глазам и покатились по впалым щекам. Сознание, что Ашок считает себя ее родным сыном, всегда бесконечно радовало Ситу, и даже сейчас, когда она ясно понимала, что правда может спасти его, она не находила в себе сил открыться. Однако он должен знать. У нее нет иного способа помочь любимому мальчику, и даже правда, возможно, не поможет…
– Я тебе не мать. Ты мне не сын, – прошептала Сита, с трудом выговаривая слова дрожащими губами. – Ты сын ангрези… сахиба…
Аш не понял слов матери, но ее слезы испугали его сильнее, чем любое событие, приключившееся за годы рабства в Хава-Махале или в течение ужасных недель, прошедших со времени побега оттуда. Смерть Туку, отравленные лакомства и кобра, панический страх погони – все меркло перед этими горькими слезами. Аш заключил Ситу в объятия, прижался к ней, умоляя не плакать, пообещал нести ее на руках, коли она не в состоянии идти сама: он сильный, и, если она обнимет его за шею, он точно сможет нести ее. Странные слова матери показались мальчику лишенными всякого смысла, и только при виде денег он наконец ошеломленно умолк. Он в жизни не видел таких огромных денег и поначалу понял лишь одно: они смогут позволить себе нанять повозку, даже купить при необходимости. Теперь маме не нужно идти пешком, и они сумеют далеко оторваться от преследователей и заплатить за услуги врачей и за лекарства, которые ей помогут. Они богаты.