Далекие Шатры
Шрифт:
Даже полковник Андерсон, обнаруживавший ум и понимание в большинстве вопросов, в целом не разделял взглядов Аша и склонялся скорее к мнению сэра Мэтью. Он тоже говорил, что с повсеместным внедрением паровых двигателей и повышением уровня медицинского обслуживания мир с каждым годом становится все меньше и густонаселеннее. Ни отдельные люди, ни народы больше не вправе руководствоваться единственно своими желаниями и поступать только по своему усмотрению, ибо, если все получат полную свободу действий, в результате наступит не всеобщее довольство, а анархия и хаос. «Тебе придется найти необитаемый остров, Аш, если ты хочешь, чтобы в твою жизнь никто никогда не вмешивался. А я думаю, таких островов в наше время почти не осталось».
Вопреки ожиданиям английский климат не поправил здоровья полковника Андерсона, но, даже вынужденный примириться с жизнью
Полковник Андерсон никогда не задавал глупых вопросов, и разговоры с ним грели и возбуждали, как терпкое вино. Он любил Индию самозабвенно, как иные мужчины любят свою работу – или своих жен, – и часами мог рассказывать об истории, культуре, проблемах и политике этой страны, а также о знаниях и умении хитрить, какие необходимо приобрести тем, кто стремится служить индийскому народу и править им. В таких случаях полковник неизменно переходил на хиндустани или пушту, а поскольку ни Алаяр, ни Махду никогда не общались с его протеже на английском, он мог докладывать в своих письмах в Мардан, что мальчик по-прежнему бегло говорит на обоих языках.
Зимой 1868 года полковник тяжело болел, и потому Аш провел рождественские каникулы в Пелам-Аббасе, где его образование – если здесь уместно такое слово – стало более всесторонним. Он был соблазнен недавно нанятой горничной, некой Лили Бриггс, нахальной рыжеволосой девицей пятью годами старше его, которая уже стала причиной ожесточенного соперничества и раздоров среди мужчин на половине слуг.
У Лили был чувственный рот и блуждающий взгляд, и она завела привычку перед самым сном приходить в спальню Аша в одном пеньюаре, чтобы убедиться, что окна открыты и занавески задернуты. Ее тяжелые золотистые косы почти достигали колен, и однажды ночью она распустила волосы и присела на край кровати Аша, чтобы показать, сказала девушка, что она может на них сидеть. Дальше события развивались стремительно, и Аш так никогда и не вспомнил толком, каким образом она очутилась в его постели или кто погасил свет, но он испытал тогда поистине головокружительные ощущения. Его собственная неопытность с лихвой возмещалась чрезвычайной искушенностью Лили, и он оказался таким способным учеником, что она осталась весьма довольна и ухитрилась провести у него в постели следующие шесть ночей. Она, безусловно, провела бы там и седьмую, если бы экономка миссис Пэррот не застала их на месте преступления, хотя миссис Пэррот использовала несколько иной термин, когда докладывала о происшествии тете Миллисент…
Лили Бриггс немедленно уволили без рекомендации, а Аш получил крепкую порку от дяди Мэтью, вкупе с лекцией о пагубных плодах похоти, и здоровенный синяк под глазом от второго лакея, одного из самых преданных и страстных поклонников Лили. Остаток тех каникул прошел без происшествий, а на следующие он снова отправился к полковнику Андерсону.
Один или два раза в год приходили письма от Зарина. Но новостей в них содержалось мало: Зарин не умел писать, а базарный писец, которого он нанимал, писал цветистым стилем и имел обыкновение начинать и заканчивать каждое послание любезными пространными расспросами о здоровье получателя и многоречивыми мольбами к Всемогущему Аллаху о его благополучии. Втиснутое посередине, как правило, представляло собой несколько разрозненных кратких сообщений о последних событиях, и из них Аш узнал, что
Через два года после отъезда Аша мать Зарина умерла, а Кода Дад в скором времени оставил свою должность и покинул Гулкот. Радже очень не хотелось расставаться со своим старым верным слугой, но Кода Дад сослался на плохое здоровье и желание закончить свои дни среди родственников в родной деревне. Истинной причиной увольнения, однако, являлось глубокое недоверие к нему Джану-рани, которая не делала тайны из того факта, что подозревает Коду Дада в причастности к побегу Аша. Она очень постаралась настроить против него раджу, но безуспешно. Раджа высоко ценил старика и грубо обрезал жену, а Кода Дад знал, что может не бояться рани, покуда пользуется благосклонностью и покровительством ее мужа.
Но настал день, когда раджа решил отправиться в Калькутту, чтобы встретиться с вице-королем и лично предъявить притязания на соседнее княжество Каридарра, чей недавно усопший правитель, его дальний родственник, не оставил наследника. Раджа объявил, что старший сын, юврадж, поедет с ним, а на время его отсутствия рани получит полномочия регента – по мнению Коды Дада, глупое решение, о котором придется пожалеть многим людям, помимо него самого. В список должностных лиц, отбывающих в Калькутту в составе свиты, управляющий конюшнями не вошел, и, заметив данное упущение, Кода Дад понял, что пора покинуть Гулкот.
Он не огорчился вынужденным отъездом, ибо теперь, когда жена умерла, а сыновья служили на севере, мало что держало его здесь: несколько друзей, лошади да соколы – вот и все. Раджа более чем щедро вознаградил своего верного слугу, и Кода Дад уехал на превосходнейшем коне из княжеских конюшен, со своим любимым соколом на запястье и с седельными сумами, набитыми таким количеством монет, какого с избытком хватит на обеспеченную старость. «Ты правильно делаешь, что уезжаешь, – сказал Хиралал. – Если бы не юврадж, который, видят боги, нуждается хотя бы в одном слуге, не работающем на нотч, я бы последовал твоему примеру. Но я отправляюсь с ним в Калькутту, и вряд ли она подозревает меня, ведь я был очень осторожен».
Но похоже, Хиралал был недостаточно осторожен. Он позволил себе забыть, что Лалджи – избалованный, тщеславный и легковерный – никогда не умел отличать друзей от врагов и вполне мог отдавать предпочтение тем, кто угождал и льстил ему. Биджурам и Пуран, фавориты ювераджа, оба были шпионами рани и никогда не доверяли Хиралалу. Однажды жаркой ночью в ходе долгого путешествия в Калькутту Хиралал, по всей видимости, вышел из палатки на свежий воздух и подвергся нападению тигра. Следов борьбы на месте не обнаружили, но на терновом кусте ярдах в ста от лагеря нашли окровавленный клочок одежды, а в тех краях, по слухам, обитал тигр-людоед. Раджа пообещал награду в сто рупий тому, кто найдет тело Хиралала, но тамошняя местность была покрыта непроходимыми лесами и густыми зарослями пеннисетума и изрезана глубокими оврагами – и все дальнейшие поиски остались безрезультатными.
Хиралал исчез. Но поскольку друзья Коды Дада не имели привычки писать письма, он так и не узнал об этом событии, как и обо всех других, происходивших в Гулкоте. Аш тоже больше не получал никаких известий оттуда, ибо с отъездом Коды Дада последняя связь с княжеством прервалась. Прошлое неуклонно уходило все дальше, так как жизнь в Англии не оставляла мальчику времени для воспоминаний. У него всегда были дела, требующие его внимания, игры, требующие его участия, школа, которую приходилось терпеть, и каникулы, которыми следовало насладиться в полной мере. Со временем воспоминания о Гулкоте стали смутными и не вполне реальными, и он редко думал о нем, хотя в глубине души у него оставалось – безотчетное, но непреходящее – странное ощущение пустоты и утраты, неотступное ощущение собственной неполноценности, связанное с потерей чего-то жизненно важного. Аш понятия не имел, сколь давно поселилось в душе это чувство, и не предпринимал попыток проанализировать его из страха мысленно вернуться в день смерти Ситы. Но мальчик был уверен, что оно бесследно исчезнет, как только он вернется в свою страну и снова увидит Зарина и Коду Дада, и с течением времени привык к нему, как человек без руки или ноги привыкает к своему увечью и научается жить с ним, не обращая на него внимания.