Далекие Шатры
Шрифт:
Только когда война закончилась и правительство Компании аннексировало Пенджаб, разведчики снова вернулись на границу – правда, не в Пешавар. В пограничных областях установилось относительное спокойствие, и корпус обосновался у реки Калапани, в месте слияния дорог из Свата и Бунера, сменив палатки на земляные стены Марданского форта на Юсуфзайской равнине. Это была унылая голая местность, когда Ходсон начал строительство форта, и его жена София в своем письме домой, датированном январем 1854 года, писала о ней следующим образом: «Представьте бескрайнюю равнину, плоскую, как бильярдный стол, но не такую зеленую, вся
С тех пор пейзаж не переменился, но численность корпуса возросла, и разведчики насадили деревьев, чтобы укрыть в тени свое поселение. Этой осенней ночью сад, разбитый Ходсоном для своей жены и единственного нежно любимого ребенка, умершего в младенчестве, источал аромат жасмина и роз. На кладбище, где покоились погибшие в ходе кампании в Амбале, десять надгробных памятников смутно белели в лунном свете, а рядом, в месте слияния трех дорог, тутовое дерево отбрасывало черную тень на место, где полковник Споттисвуд, командир пехотного полка Бенгальской армии, посланного на подмогу разведчикам в страшном 1857 году, застрелился, когда его любимый полк взбунтовался.
Знакомые запахи и звуки военного городка поплыли навстречу Ашу, словно теплое приветствие. Запахи лошадей и дыма от костров, воды и опаленной солнцем земли, горящего угля и пряной стряпни; цоканье копыт и фырканье кавалерийских лошадей на привязи, сливающиеся в пчелиный гул голоса мужчин, занятых досужей болтовней после трудного дня. В офицерской столовой нестройный хор пел популярную балладу под аккомпанемент дребезжащего пианино, и где-то на базаре монотонно бил гонг, сопровождая тоскливый лай бродячих собак на луну. В каком-то храме резко загудела раковина, и с молочно-белой равнины далеко за рекой донесся заунывный вой шакалов.
– Как здорово вернуться сюда, – сказал Зарин, с наслаждением вдыхая свежий ночной воздух. – Это лучше, чем жара и шум юга да грохот поезда.
Аш не ответил. Оглядываясь вокруг, он вдруг осознал, что этот маленький рукотворный оазис между предгорьями Гималаев и бескрайними равнинами на много лет станет для него домом. Отсюда он будет выходить со своим полком, чтобы поддерживать порядок на границе и сражаться среди вон тех гор, похожих на складки смятой ткани в лунном свете, или выезжать на танцы, охоту и скачки в любой из веселых военных городков от Дели до Пешавара, но по какой бы причине он ни покинул Мардан – по долгу службы или развлечения ради, – он всегда будет возвращаться сюда, покуда будет служить в Корпусе разведчиков.
Аш с ухмылкой повернулся к Зарину, собираясь заговорить, но в этот момент из тени индийской мелии у обочины дороги выступила на лунный свет фигура и преградила путь тонге.
– Кто тут? – спросил Аш на местном наречии.
Он еще не успел договорить, когда в памяти у него всплыло воспоминание о другой лунной ночи, и он выпрыгнул из тонги, не дожидаясь ответа, и низко наклонился, чтобы дотронуться до стоп старика, стоявшего перед лошадью.
– Кода Дад! Это ты, отец.
Голос у Аша прервался, и прошлое встало перед мысленным взором, словно высвеченное яркими вспышками
Старик рассмеялся и обнял его:
– Так ты не забыл меня, сынок! Это хорошо, потому что я вряд ли узнал бы тебя. Маленький мальчик превратился в высокого сильного мужчину ростом почти с меня – или просто я усох от старости? Сыновья написали мне о твоем скором приезде, и я проделал путь до Мардана, и мы с Авал-шахом ждали здесь у обочины три последние ночи, не зная, когда именно ты прибудешь.
Авал-шах вышел из тени и отдал честь. Отец и Зарин могли забыть, что Аш – офицер, но джемадар Авал-шах не забудет.
– Салам, сахиб, – сказал Авал-шах. – Поскольку гхари задержались, мы не знали, когда ты доберешься до Мардана. Но мой отец пожелал увидеть тебя прежде, чем ты засвидетельствуешь свое почтение полковнику-сахибу. Поэтому мы ждали тут.
– Да-да, – кивнул Кода Дад. – Завтра обстановка будет не та. Завтра ты будешь офицером-сахибом, обремененным многочисленными служебными обязанностями и лишенным возможности распоряжаться своим временем. Но сегодня, пока ты не доложил о своем прибытии начальству, ты по-прежнему остаешься Ашоком. Так не уделишь ли ты полчаса старику, коли можно?
– С великим удовольствием, отец. Зарин, скажи вознице подождать. Мы пойдем к тебе, джемадар-сахиб?
– Нет. Это было бы неразумно и неудобно. Но мы принесли с собой еду, и здесь за деревьями есть славное местечко, не видное с дороги, где мы сможем спокойно посидеть и поболтать.
Джемадар повернулся и провел остальных к месту поодаль от обочины, где земля почернела от золы старых костров и между корнями мелии мерцала красным горстка тлеющих угольков. Рядом стояло несколько накрытых крышками котелков и кальян, и Кода Дад-хан присел на корточки в тени и одобрительно хмыкнул, когда Аш последовал его примеру, ибо не многие европейцы находят удобной такую чисто восточную позу: покрой западной одежды не располагает к ней, да и вообще западные люди с детства не приучены сидеть на корточках, принимая пищу, беседуя или просто отдыхая. Но полковник Андерсон, так же как Авал-шах и командующий Корпусом разведчиков, имел свои представления о воспитании юного Аштона Пелам-Мартина и позаботился о том, чтобы мальчик не забыл привычек и обычаев, которые однажды смогут пригодиться мужчине.
– Мой сын Зарин написал своему брату из Дели, что все в порядке и что ты не стал чужаком для нас. Посему я перешел через границу, чтобы поприветствовать тебя, – произнес Кода Дад, глубоко затягиваясь кальяном.
– А если бы он написал, что я превратился в настоящего сахиба? – спросил Аш, беря из рук Авал-шаха чапати с горкой плова на ней и с аппетитом принимаясь за еду.
– Тогда я не приехал бы, ведь говорить с тобой было бы не о чем. Но теперь я должен сказать тебе одну вещь.
Что-то в тоне старика заставило Аша насторожиться и резко спросить:
– Что именно? Какие-то скверные новости? У тебя неприятности?
– Нет-нет. Просто Зарин и Алаяр оба говорят, что во многих отношениях ты остался прежним Ашоком, и это хорошая новость. Но… – Старик умолк и взглянул на своих сыновей, которые разом кивнули, словно соглашаясь с произнесенной вслух фразой.
Аш перевел взгляд с Коды Дада на Зарина, с Зарина на Авал-шаха и, увидев одинаковое выражение на всех трех лицах, отрывисто спросил: