Далекие странники
Шрифт:
Вэнь Кэсин не поменял направление взгляда, но его зрачки дрогнули и на миг расширились. Умерив немедленную жажду крови, Вэнь Кэсин заинтересованно рассматривал молодого человека в белом.
Сколько лет было ученику Монаха — около двадцати пяти? Нет. Его кожа выглядела юной, но поведение не соответствовало облику. Возможно, за тридцать? Снова нет…
При каждой попытке составить мнение об этом таинственном субъекте разум Вэнь Кэсина отдавался звенящей пустотой, такой же кристально чистой, как белоснежная ткань одеяний Е Байи. Если ученик Монаха не двигался, то выглядел восковой
Е Байи не обратил внимания на реакцию, которую вызвал своим последним заявлением, и всецело отдался поглощению блюд. С каждой опустевшей тарелкой лица Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсина вытягивались всё сильнее — похоже, желудок их сотрапезника был бездонным. Настоящая рисовая кадка![175]
Е Байи молниеносно расправлялся с любым угощением. Выглядело это, как «ураган, пронёсшийся над столом». Ученик Древнего Монаха сохранял хладнокровие и приличные манеры, но при этом поглощал еду с таким аппетитом, словно голодал на протяжении восьми воплощений. Его палочки порхали над тарелками, опустошая их, как нашествие саранчи, не оставляя другим ни крошки.
Чжоу Цзышу недавно поужинал, а Вэнь Кэсин пришёл не за едой. Однако оба были впечатлены энтузиазмом нового знакомого и машинально взялись за палочки, дабы выяснить, что за божественные яства подают в этой таверне. Сражение за еду продолжалось до тех пор, пока на столе не выросла гора пустой посуды. Отодвинув последнюю тарелку, Е Байи удовлетворённо вытер рот и изогнул губы в довольной улыбке.
— Спасибо за угощение, — сказал он Чжоу Цзышу, встал с места и ушёл прочь.
Чжоу Цзышу задумался, каким невероятным человеком должен быть Древний Монах… просто потому, что может прокормить такого монстра.
— То, что этот Е Байи сказал ранее, — внезапно начал Вэнь Кэсин. — Я не собирался… — он замолчал, недоумевая, зачем вообще надумал объясняться, и со странным щемлением в груди покосился на Чжоу Цзышу.
Через мгновение ресницы Вэнь Кэсина опустились, он выдержал небольшую паузу, улыбнулся, словно насмехаясь над собой, покачал головой и вернулся к обычному легкомысленному тону:
— Ученик Древнего Монаха? Ха! Больше похож на гигантскую саранчу в белых одеждах.
Чжоу Цзышу потянулся к кувшину с вином и налил себе остатки. Он решил не упоминать о пожаре в поместье Гао. Вэнь Кэсин мог прихлопнуть Чжан Чэнлина так же легко, как раздавить муравья. Для убийства не надо было подгадывать момент, когда мальчишка уйдёт из комнаты, и затевать переполох с дымом и пламенем. Так что на покушение это хулиганство не тянуло. Скорее, Вэнь Кэсин знал что-то, пока неизвестное Чжоу Цзышу, и поджог выполнял роль предостережения.
Непонятно было другое: каким образом Е Байи прознал о виновнике пожара?
В этот момент Чжоу Цзышу отвлекла другая мысль… Какое-то время он сосредоточенно обшаривал карманы, а потом повернулся к Вэнь Кэсину с весьма занимательным выражением лица:
— Скажи… у тебя есть с собой деньги?
Вэнь Кэсин уставился на него в полнейшем замешательстве.
Конец первого
Примечание к части
? ?? (Ци Е) — дословный перевод «седьмой господин». Это прозвище. Означенный человек был седьмым по рангу при императорском дворе, а также (!!! спойлер новеллы «Седьмой Лорд»!!!) воплотился в седьмой инкарнации.
? Му Жэнь Чжуан (???) — досл. «деревянный человек-столб». Деревянный манекен, столб с поперечными «руками и ногами» — для отработки ударов и техник.
? Здесь и далее: «ауры» представляют собой не что-то магическое, а нечто вроде поля из ци (энергии). Вполне реальное, материальное для китайской традиции понятие.
? «Рисовая кадка» (??) — ёмкость для хранения варёного риса, в переносном смысле выражение характеризует обжору, ни на что негодного человека.
Том 2. Глава 26. Седьмой Лорд
Том 2. Один оступается — другой подхватывает.
Пышная листва, зеленеющая круглый год, звонкое пение птиц, порхающих в густой тени ветвей, уходящая вдаль дуга горного хребта, похожая на изгиб женской спины. Это место жужжало, шелестело, переливалось, пело и дышало жизнью. Таков был Наньцзян.
Под столетним раскидистым деревом за небольшим столом подросток делал уроки. Несмотря на юный возраст, его сосредоточенность на задаче была превосходной. Прилежно склонив голову, мальчик не шевелился дольше двух часов и выглядел так, словно ничто не могло отвлечь его внимание.
С другой стороны стола стояло широкое кресло, в котором дремал человек, облачённый в одежды кроя Центральных равнин — длинный ханьфу с широкими рукавами. На коленях у него лежал раскрытый сборник классической поэзии. В ногах мужчины копошился маленький хорёк. На зверька никто не обращал внимания, поэтому от скуки он игрался с собственным хвостом.
На приближение стражника с письмом в руках ни подросток, ни взрослый не отреагировали. Стражник сделал поступь тише и остановился поблизости, молча наблюдая за ними.
Услышав лёгкий шум, мужчина в кресле приоткрыл «персиковые»[176] глаза и осмотрелся. На вид ему было лет двадцать пять. Кроме исключительной красоты, этот человек обладал ясным взглядом, в котором всегда таилась лёгкая улыбка, добавлявшая ему привлекательности.
Маленький хорёк проворно запрыгнул к нему на руки, а затем перебрался на плечи, оплетя хвостом подбородок хозяина.
Стражник почтительно передал послание:
— Седьмой Лорд, доставили сообщение от главного управляющего Суна.
Мужчина лениво кивнул, принимая протянутое письмо, и без особого интереса приступил к чтению. Дойдя до середины, Седьмой Лорд вдруг широко распахнул глаза, резко сел и воскликнул:
— Он?! Неужели!
Хорёк попытался вцепиться когтями в таинственную бумажку, но владелец удержал его за шкирку и осторожно пересадил на стол. Мальчик поднял голову и спросил:
— Отец, он — это кто?
Не торопясь отвечать, Седьмой Лорд сложил письмо и начал расхаживать взад-вперёд, бормоча что-то совершенно не по теме: