Дальний родственник
Шрифт:
– Никто не должен знать, куда ты идешь и чем занимаешься, - говаривал, бывало, родственник, - даже если ты занимаешься именно этим.
Никто и не знал, чем он занимается на самом деле. Он был постоянно под прицелом многих любопытных и профессионально-любопытных глаз, усиленных хорошей оптикой и хорошими деньгами, но - ускользал, как отражение в воде, гонимой ветром, распадался на две, три и девять совершенно разных личностей, равно как и его серебряная подружка. Их было - легион, и все занимались и были черт знает чем.
Юра начал ловить себя на том, что побаивается дальнего родственника и задумывается: а насколько он далек? Юре уже с трудом верилось, что он держал в руках серебряную змею: а не было ли это сном? Но чем больше он боялся и задумывался - тем сильнее тянуло его в дом Городецкого и в общество его насельников. Там была сумеречная зона, там могло произойти все, что угодно, но Юра великолепно чувствовал себя в сумерках, ему нравилось пребывать в ожидании неожиданного. Собственно, ему нравилось жить так, чтобы не было мучительно больно от постоянного постоянства, оно протерло дыры на Юриной заднице, на Юриных локтях и на Юриных коленях, - ему хотелось летать на крыльях ветра.
Юра мучительно прозревал неизбежный финал такого полета, но не имел сил не желать. Желать - оказалось намного лучше, чем иметь, годы, проведенные в насиживании имения, - рухнули за Юриной спиной, он шел по краю крыши, весь мир был у его ног, ему было весело и страшно, он не мог остановиться.
Так он и подошел к распахнутым воротам Нового Года - где его ждал Дед Мороз со своей Снегурочкой.
Глава 15. В доме Городецкого собираются гости.
В руках сердюков дымились смоляные факелы. В шапках со шлыками, в шитых золотом жупанах, они застыли у створок распахнутых ворот, каждый при сабле. Неуверенно улыбаясь, Юра прошел внутрь, за его спиной таксист, раскрыв рот, все никак не мог тронуться с места.
Посреди двора пылала жаром куча углей, над ней висела туша, величиной с трехлетнего бычка. Рядом стоял дальний родственник, в волчьей шубе, наброшенной на плечи, и радушно протягивал руки, алые сполохи бегали по его свежевыбритой лысине, Серебряная Снегурочка улыбалась у его плеча.
– Что это?
– спросил Юра, высвободившись из его волчьих объятий и кивая на тушу.
– Молодой лось, - ответил родственник.
– А старый потеряет свои рога вскорости, а пока за ним присматривает егерь.
– Понятия не имел, что здесь есть лоси, - удивился Юра.
– Их и не было, - пояснил родственник, - пока не привезли.
– Ну и что это за охота?
– недовольно сказал Юра.
– Это бойня, а не охота.
– Конечно, бойня, - кивнул родственник.
– А разве стрелять в беззащитное животное, при любых обстоятельствах, это не бойня? Но людям это нравится. А еще больше им нравится охотиться на других людей, ты не заметил?
– А зачем ты обрядил парней в эти костюмы?
– спросил Юра.
– Им нравится, - ухмыльнулся родственник.
– А еще - чтобы впечатлить тебя. Ты впечатлен?
– Напоминает кадры из фильма “Пан Володыевский”, - сказал Юра.
– Это же сколько надо водки, чтобы сожрать такую тушу?
– он кивнул на несчастного лося, которого в этот момент поворачивали над огнем.
– Горилки, - поправил родственник.
– Жизнь без игры теряет смысл, а без правил смысл теряет игра. Я терпеть не могу горилку и сало. Но делаю вид, что люблю, пока на сцене. Пошли, у меня есть настоящий сухой абсент, пока никто не видит.
В доме им навстречу поднялся Павел, уже слегка поддатый, Елена осталась сидеть, помахав рукой. Родственник сбросил на пол свою волчью шкуру и плеснул в бокалы пахучего спирту.
– Ты жертвуешь имиджем настоящего украинского хулигана ради французских изысков, - укорил его Юра.
– Ничем я не жертвую, кроме своих жертв, - отмахнулся родственник, выдохнув облако полынного аромата. – Жизнь - это игра, а игра - это творчество. А творчество - это творение того, чего нет. Это обман, который может стать истиной. Если ты не владеешь искусством блефа, ты никогда не выиграешь и ничего не создашь.
– Ты ничего не получишь, если ничем не пожертвуешь, - усмехнулся Юра, пригубляя абсент.
– Единственное, чем стоит жертвовать, это твоей претензией на знание хорошего и плохого, - сказал родственник.
– Сознанием греха. Из которого проистекают все виды человеческого несчастья - страх, ненависть, вина и депрессия. Это груз проигравших, который превращает весь мир в бойню.
– Ну, хватит уже, хватит оправдывать свою бессовестность, - лениво вмешалась Елена.
– Мы тут все такие, не надо проповеди читать.
– Поэтому вы и тут, - ухмыльнулся родственник.
– А кто еще будет?
– спросил Юра.
– Анархисты должны быть,- ответил родственник.
– Еще какие-то друзья Павла. Лимонова, кажется, звали…
– Да ты что?
– заволновался Юра.
– Как мы будем выглядеть?
– Можно подумать, ты сейчас выглядишь, как мать Тереза, - насмешливо сказал родственник.
– Твои казаки с ними за стол не сядут, - сказал Юра.
– Они такие же казаки, как мы с тобой, - отрезал родственник.
– Ребятам нравится играть здесь в “ангелов ада”, вот и все. Играют они всерьез, а как же иначе? Но это не значит, что у них нет мозгов.
– Ты описывал их в совершенно ином свете, - изумился Юра.
– А тогда освещение было иным, - пояснил родственник.
У ворот раздалось рычание моторов, заорали разбуженные вороны в лесу, по окнам ударил свет фар, и засигналили машины - целый кортеж, судя по звукам.
– Ну вот, гости прибыли, - сказал хозяин.
– Пошли встречать.
Быстрый аперитив приняли прямо во дворе, сгрудившись вокруг лосиной туши над горою жарких углей и, притопывая и причмокивая, и смеясь, обглодали ее до костей, запивая ледяной водкой, после чего хозяин пригласил в дом - к цивилизованному застолью.