Дальтоник
Шрифт:
Глаза блуждают, мечутся туда-сюда. Голубые джинсы парня на полу, светло-вишневая рубашка на стуле. Это потрясающе! Но он не может позволить себе задерживаться на столь незначительных предметах. Время ограничено, и его нужно провести с пользой.
Придерживайся плана. Выбери картину.
Он замечает, что алая лужа у ног стала слегка розоветь. Значит, пора спешить.
Поворачивает нож, это иногда помогает.
Действительно, розоватое быстро становится пунцовым, и яркость всех других цветов тоже усиливается.
Он потрясен.
И моментально накатывают воспоминания…
Убогая комнатенка. Плиточный пол. Разорванные рисунки. Кроваво-красный фаллос.
Музыку перекрывают ее крики.
Он упирается взглядом в васильковую стену, и море цвета смывает воспоминания. Он снова упивается красотой розового мяса и темно-фиолетовых внутренних органов мертвого парня, все еще висящего у него на руке. И наконец приходит оргазм.
Теперь можно заняться делом.
«Здор-р-рово!»
— Ой, Тони, ты здесь? — шепчет он. — Привет. Извини, но пока говорить не могу. Нужно выбрать картину.
Две яркие обнаженные фигуры не годятся. Не его стиль. На другой стене несколько картин. Обнаженная натура в розовых тонах, дальше пейзаж с преобладанием светло-зеленого. Опять не то. И вот рядом с пейзажем небольшой натюрморт: на темно-синей скатерти желтовато-зеленая ваза с тремя ослепительно-красными яблоками. Это именно то, что он ищет.
Несколько минут уходит на запоминание цветов, — пробовать, пробовать, пробовать, — затем, убедившись, что все хорошо упаковано, он роняет стройное тело парня на пол, пересекает комнату и мажет окровавленными пальцами по одному из незаконченных холстов парня.
«Это здор-р-рово!»
— Спасибо, Тони.
Цвета тускнеют. Он обводит взглядом картины и приходит к выводу, что все они заурядные, включая выбранный им натюрморт с яблоками в вазе. Тут нечему учиться.
Итак, творческая часть закончена.
Очень много времени уйдет на уборку. Несколько часов. Нужно все тщательно вымыть и протереть. Но он не торопится. Парень сказал, что их никто не потревожит.
Потом он с наслаждением долго стоит под душем, чистит свои вещи, внимательно осматривает ванную комнату, подтирает, вытирает, использованное им полотенце складывает и кладет в рюкзак.
Поднимает с пола синие джинсы парня, вытаскивает из заднего кармана бумажник и тоже кладет в рюкзак. Подумав, отправляет туда и джинсы.
Поднимает глаза на картины, пристально вглядывается в выбранный натюрморт. Но ваза теперь бледно-серая. Что ж, это в порядке вещей. Но он запомнил, и, значит, игра стоила свеч.
Он снимает с подрамника натюрморт, затем картину, которую измазал кровью, аккуратно сворачивает их вместе. Усмехается. Как глупо, что он собирался купить картину в магазине.
— Ты у нас такой умный, — произносит он громко высоким фальцетом.
И отвечает:
— Спасибо, Донна.
Затем произносит голосом Донны:
— Довольно давно.
— Ну и как тебе?
— Думаю, это здор-р-рово!
— Тони, я спросил не тебя, а Донну.
Но Донна исчезла. С его друзьями порой такое случается.
Сунув в рюкзак два туго свернутых холста, нож и бутылку спрея «Фантастик», он обходит мертвое тело, лежащее в луже крови, которая теперь кажется чернильно-черной.
Пытается вспомнить цвет волос парня. Вроде бы они были черные. Или там присутствовал намек на красное дерево?
«Вот дерьмо! Уже забыл».
— Кое-что определилось, — сказала Кейт, комментируя рентгенограммы картин из Бронкса. — Он пишет названия цветов. Вот «Y», которое я заметила в самом начале. Это первая буква слова «yellow». [24] Есть тут и красный, и синий, и зеленый. Багровый. Кроме того, яркий арбуз и мягкий желтый. Правда, не вполне понятно, что это такое. Самым загадочным мне кажется цвет, который он обозначает как «ослепительный». — Она положила рентгенограмму на стол и взяла фотографию краев картины. — Какое увеличение?
24
Желтый (англ.).
— Четыреста процентов, — ответил Браун.
— Здесь тоже слова. — Кейт вгляделась в фотографию. — Почерк похож на детский. Какие-то имена. Посмотрите. Вот тут написано много раз «Тони». А это… может быть… «Дон» или «Дот», дальше «Брен»… «Бренда»… — Она передала фотографию Перлмуттеру. — Что скажете?
— «Тони», без сомнения. И возможно… «Дайан». Нет, «Дил»… или «Дилан»? «Боб Дилан» или «Дилан Томас».
— Кто такой Дилан Томас? — спросил Грейндж, посмотрев на своих помощников, агента Маркуса и агента Собецки. Те пожали плечами.
— Поэт, — ответил Перлмуттер.
Крайнее напряжение на лице Грейнджа сменилось обычным напряжением. Видимо, он решил, что не обязан знать каких-то поэтов.
— А вот здесь, кажется, написано «Брэд» или «Бренда», — заметил Браун.
— Может, это его жертвы? — предположил Грейндж, изучая фотографию.
— Но имена обнаруженных жертв совсем другие, — отозвался Браун.
— Возможно, не всех еще обнаружили, — возразил Грейндж. — Но это могут быть и планируемые.
— Да, — согласилась Кейт. — Но те же самые имена написаны по краям обеих картин.
— А если это родственники? — вставил Браун. — Или друзья?
— Если он настоящий психопат, у него нет друзей. Эти типы длительных связей не заводят, — пояснил Фримен.
— Такое навязчивое повторение одного и того же характерно для творчества душевнобольных, — сказала Кейт.
Фримен кивнул:
— Верно. Повторение успокаивает шизофреников.