Дама и лев
Шрифт:
Сент-Нуар уже веселее взглянул на свою бледную дочь и решил, что на сегодня сказано достаточно. Утром ещё будет время уладить недоразумение с Суйером и скрепить договор. А пока бесполезно биться за то, чтобы вдолбить каплю здравого смысла в упрямую голову Аэлис. Он повернулся и вышел из комнаты, не оглядываясь. За дверью его дожидались Озэр и Л’Аршёвек.
– Озэр, стереги эту дверь. Ты мне жизнью за неё отвечаешь. Старый лис Суйер облизывался на девчушку чаще, чем гладил шкуру пантеры, в которую закутаны его ноги. – И добавил: – А ты, Луи, ступай во двор, и если кто попытается влезть в это окно или вылезти из него, убей, не раздумывая. Потом мы скажем, что ты осла от крысы не отличишь, не волнуйся.
– Да, сеньор, – отозвались рыцари в один голос.
Сент-Нуар удалялся по коридору.
– Так что я слепец, а ты – статуя. А за этой дверью невеста Христова, – промурлыкал себе под нос Л’Аршёвек. – Славная предстоит ночка.
– И молись, чтобы сумасшедшей девчонке не взбрело в голову учудить ещё что-нибудь, – отозвался Озэр, расстилая на полу плащ, чтобы не замёрзнуть на голых плитах. Он растянулся во весь рост у двери, а рядом положил меч в ножнах.
– Ну, во всяком случае, пока что свадьба со стариком вилами на воде писана, – сказал Луи. – Если что, считай, я этого не говорил, но она оказалась хитрюгой, хотя вмешивать Господа в дела людские всегда не к добру. Думаю, сам аббат лишился дара речи, хотя и закалён в боях с сарацинами Дамаска и с христианами Византии.
– Откуда она взяла этот обет невинности? – пробормотал Озэр, размышляя вслух. – Он ведь почти как папская грамота. Никто не смеет её пальцем тронуть, если она не отречётся от этой клятвы.
– Ошибаешься. Её ещё потащат в суд. К счастью, святые Отцы Церкви обойдутся без испытания огнём и водой, так что белоснежная девичья кожа останется нетронутой.
– Заткнись! Не каркай. – Озэр заворочался на жёстком полу. С этаким сумасшедшим под боком я в жизни не засну. – Марш на свой пост. Завтра нам придётся убраться домой, прежде чем Суйер устанет от роли гостеприимного хозяина, которую он исправно играл до сих пор.
– Слушаюсь, marйchal. И пусть тебе снятся темнокосые и зеленоглазые гурии. – Л’Аршёвек унёсся огромными скачками, на ходу отвесив глубокий поклон дверям зала, за которыми скрылся Сент-Нуар. Собаки приветствовали его дружным лаем.
– Я уж думал, ты не приедешь, сын.
– Пришлось дожидаться возвращения архиепископа, чтобы отпроситься.
– Ясно. Я мог бы лежать при смерти, заглядывать во врата рая, а ты не тронулся бы с места, пока твой прекрасный архиепископ не соизволит тебя отпустить. Удивляюсь, как ты ещё осмеливаешься дышать без его одобрения, – проворчал старик, делая глоток горячего миндального молока. Питьё оставило белесый след на его губах.
– Вам не видать врат рая, отец, – процедил сквозь зубы клирик. Вместо ответа старик Суйер вытер рот тыльной стороной ладони.
Готье Суйерский глядел на отца с презрением. В комнате, куда они удалились после ужина, горела тусклая масляная лампадка и в её призрачном свете налитые кровью глаза старика казались ещё более зловещими. Ещё б девице Сент-Нуар не возопить, что скорее она даст запереть себя в монастырь до конца жизни, чем выйдет за него замуж. Насколько мог судить Готье по беглому взгляду на неё и по пересудам прислуги, девушка была здорова и миловидна. Без сомнения, она мечтала о долгих страстных ночах в объятиях Жиля, а его отец слишком мало походил на её идеал. Он нахмурился. Несчастная судьба его незадачливого брата открывала для него определённую перспективу, пусть рискованную, но заманчивую. Готье принял сан, сознавая, что это единственная возможность избавиться от безжалостного ига патриарха Суйерского и его гнусной жадности. Он устроился писцом в соборную школу Реймса, понимая, что меняет власть тирана, чья кровь текла в его жилах, на власть неродных ему деспотов, однако дело того стоило. Он стал правой рукой архидьякона, а затем дорос до должности личного секретаря архиепископа Реймсского. С тех пор дело пошло как по маслу: чего стоит забраться на гору, если ты едешь на закорках брата короля Франции! Куда уж лучше! И, покуда жив был его брат Жиль, только так можно было добиться власти, земель, богатства, не рассчитывая на помощь семьи. Но тем не менее, несмотря ни на что Готье в душе всё ещё мечтал унаследовать когда-нибудь Суйерские владения, самому обладать собственностью, вместо того, чтобы управлять чужой. Смерть Жиля была добрым знаком. Готье удовлетворённо вздохнул. Теперь главное – чтобы старик женился на Сент-Нуарше. Если он этого не сделает, любая седьмая вода на киселе, а то и какой-нибудь обнаглевший вассал заявит свои претензии на наследство, ссылаясь на отсутствие наследников по прямой линии, и земли будут потеряны навсегда. Хотя чресла старика могли родить разве что мочу, надо было поддерживать иллюзию возможности появления на свет нового Суйера. Молодая здоровая жена – лучший способ доиграть этот фарс. Позднее, когда девчонка проведёт достаточно ночей под кровом отца и накопит столько злобы, что её очаровательные зелёные глаза, как гляделки старика, нальются кровью, союз с нею станет вопросом времени. Торжествующая улыбка появилась на его лице. Случается, что люди в страшных судорогах умирают от неизвестных болезней. Будет время выбрать недуг посимпатичнее. Что-нибудь мучительное и болезненное. Как бы то ни было, старик умрёт, и тогда Готье сможет сбросить, как докучную помеху, своё чёрное облачение, отрастить волосы и бороду и вновь почувствовать себя мужчиной. Как достойный муж, движимый чувством долга по отношению к семье, он покинет Святую Матерь Церковь, разумеется, против собственной воли, и женится на безутешной вдове. Род Суйеров станет самым могучим в графстве.
– О чём ты думаешь? Ты похож на кота, которому показали мышь, – спросил с любопытством Ришер Суйерский.
Готье моргнул и посмотрел на отца. Он позволил себе увлечься мечтами о блаженном будущем. Но ещё не время.
– Вы угадали, отец, – невозмутимо заметил он. – Я думал о зверушке, о дикой кошке из Сент-Нуара. Вы уверены, что стоит тратить время и деньги на тяжбу за неё? В наше время церковные суды куда менее решительны, чем в прошлом. Если девчонка будет настаивать на том, что дала обет, кто мы такие, чтобы сломить её волю?
Как он и ожидал, его притворное спокойствие заставило отца разбушеваться.
– Несчастный! Я всегда знал, что от тебя толку чуть, – бросил отец. – Тебе повезло, что святоши приняли тебя под своё крылышко, пока Жиль был рядом со мной. Но теперь тебе придётся забыть о манерах монашки. На карту поставлена честь! Сент-Нуар согласен с условиями, и я тоже. Следует исполнить договор.
– А то, что девчонка отнюдь не чучело, тут не играет роли.
– Разумеется, в этом смысле она меня не разочаровала. Твоя мать, обретшая вечный покой на кладбище при нашей часовне, была добрая женщина, но я, бывало, гляну ей в лицо – ну вылитое жвачное животное. Предполагаю, что у неё тоже сложилось определённое мнение о моих чертах лица, однако она имела милосердие держать его при себе. – Он заговорил тише. – Ты разве не понимаешь? Девчонка – это наш шанс.
– Что вы имеете в виду? – планы отца, впрочем, были как на ладони. Готье скривил рот.
– Сент-Нуар не способен повелевать даже девчонкой. Его собственная кровь бунтует против него. Он слаб. Зато у меня достанет решительности вынудить её к браку! Как только слух разнесётся по округе, можно созвать сеньоров и рыцарей, охочих до чужих земель, и захватить Сент-Нуар со всеми его плодородными землями, – Ришер Суйерский в запальчивости ухватился за посох, но с трудом встал с кресла. – Его не спасёт жалкая кучка наёмников, которых он держит в замке, какими бы свирепыми они ни были. И Суйер возглавит войско, которое сметёр с лица земли замок и покончит с этим родом! – Задыхаясь, он снова рухнул в кресло.
– Прекрасная идея. А я и не знал, что вы снова намерены взяться за грабежи и разбой. Должно быть, здоровье ваше изрядно поправилось, отец, – заметил Готье с иронией. Ришер бросил на него мрачный взгляд.
– Сукин сын. Ты прекрасно знаешь, что именно поэтому я тебя и вызвал, – процедил сквозь зубы Суйер.
– А я-то думал, что вы позвали меня, чтобы вместе преклонить колени и помолиться у могилы вашего сына, – ехидно ответствовал клирик.
– Молиться я буду, когда у меня кровь окончательно высохнет в жилах! – взорвался старик. Он кашлянул и харкнул на пол. – Чёрт возьми. Не зли меня, а то я задыхаюсь. Ты никогда не был дураком. Потому и ухватился за фалды епископа. Теперь мне нужна твоя голова и твой меч.