Дама и лев
Шрифт:
Аэлис не знала, что ответить и ограничилась глубоким преувеличенно почтительным реверансом. Л’Аршёвек пришёл ей на помощь, радостно возгласив:
– Не одна только девушка замёрзла на этом чёртовом ветру. Неужто не найдётся доброго огонька, чтобы просушить наши кости?
Озэр молча посмотрел на него, взглядом как бы говоря: ты безнадёжен. Невозможно было объяснить Луи, когда следует вступать в разговор, а когда лучше воздержаться. Столько раз судьба его зависела от настроения собеседника, но Суйер, похоже, воспринял выступление рыцаря доброжелательно.
– Экий храбрец! И не удивительно: ведь он из вашей свиты, Сент-Нуар. Однако голову бы дал на отсечение, что это придворный шут, судя по его щегольскому наряду. Как бы
И не теряя больше времени на разговоры, все направились в замок.
Глава третья
Глянув в широкое окно второго этажа, Аэлис увидела, как слуги озабоченно снуют туда-сюда по двору замка. Поварята волокли коровьи ляжки, бараньи ножки и огромные корзины из ивовых прутьев, полные яблок и груш. Тем временем эконом вручал кошельки торговцам, только что доставившим продукты. Дверь на кухню была открыта, и можно было разглядеть огромные, разложенные прямо на полу костры, на которых в огромных котлах варились соусы, супы и приправы. Помощники главного повара непрерывно помешивали варево. Мощный аромат кушаний доносился в столовую и щекотал ноздри едоков ещё до того, как блюда подавались на стол. Суйер знал, чем угостить путников после утомительного путешествия, пища и вино прекрасно восстанавливали силы. Теперь служанки торопливо выносили блюда с остатками жареного на вертеле мяса и миски с бульоном, а собаки с наслаждением принялись за кости. В очаге пылал огонь, и изображения воинов со шпалер, висящих на стенах зала, казалось, оживали в его отблесках. Пол устилали не солома и не опилки, а шкуры медведей, волков и неведомых Аэлис животных. Сам Суйер сидел, укутав колени чёрной блестящей шкурой с огромной зловещей мордой, похожей на кошачью, и холодными зелёными глазами.
– Это шкура пантеры, госпожа моя, – сказал старик, видя недоумение Аэлис. – Большой кошки, из тех, что водятся далеко за землями, где сражаются воины Господни. Я купил её у генуэзского торговца в Труа. Он клялся, что когда-то она принадлежала самому Александру. Я не поверил, но заметьте: шерсть до сих пор такая шелковистая, будто жизненные соки всё ещё струятся по её венам. Хотите убедиться?
Суйер взял свой бокал и осушил его одним глотком. Аэлис бросила робкий взгляд на отца. Сент-Нуар сидел в большом деревянном кресле и молча смотрел на хозяина дома. Будто верные тени, Озэр и Луи замерли за спиной своего господина, первый – выпрямившись, держа руку на рукояти меча, второй – лениво опираясь о каменную колонну, подпиравшую потолок. Рыцари Ги и Раймонд – гвардейцы Суйера, передавшие грустную весть о судьбе Жиля, – предпочли остаться снаружи, их едва было видно в проёме двери. Аббат сделал несколько шагов и, прежде чем заговорить, соединил кончики пальцев:
– Мы благодарны вам за гостеприимство, Ришер. Теперь, должно быть, пришло время помянуть вашего сына Жиля, – начал он осторожно.
Суйер злобно зыркнул на него своими красными глазками. Старый аббат не нравился ему. Приходилось терпеть святошу ради его покровителя, епископа Шартрского, брата графа Шампанского. Но в своём замке Суйер не позволял распоряжаться посторонним.
– Аббат, я мог бы многое вам напомнить, и в частности, что на поминках по моему сыну ваше дело – сторона. Мы с Сент-Нуаром разберёмся сами. Довольно и того, что я позволил превратить приватную беседу в ярмарочное представление. Так уж будьте любезны молчать, как и положено зрителям.
– Прежде, чем добрый аббат успеет оскорбиться, скажу, что слова ваши мудры, Суйер, – заметил Филипп Сент-Нуарский. – Я желаю выслушать вас и никого более.
– Вид двух мужей, прежде враждовавших, а ныне стремящихся к переговорам, наполняет моё сердце радостью, – пробормотал аббат. – Слава Господу.
– Слава, – отозвались хором все присутствующие. Дрожащий тонкий голос Аэлис прозвучал в диссонанс мужским голосам. Суйер поставил бокал на подлокотник кресла.
– Надо пересмотреть условия договора, – произнёс он невозмутимым тоном. – Вы должны увеличить приданое, Сент-Нуар. Выдать дочь замуж за наследника и за сеньора – не одно и то же.
– Я готов, – быстро ответил Филипп, – но земля, которую вы передали нам в дар при помолвке, останется за нами. Вряд ли эти болота для вас такая уж большая потеря, – добавил он, не скрывая иронии. И искоса глянув на Аэлис, закончил, – И не думаю, что злоупотреблю вашей щедростью, если попрошу назначить те земли, что граничат с монастырскими и с моими пшеничными полями, вдовьей долей Аэлис.
– Вы сами знаете, что просите слишком многого! Иначе к чему взывать к моей щедрости, – воскликнул Суйер, стукнув кулаком по столу. Никто и подумать не мог, что в нём столько энергии. Озэр едва заметно шевельнулся, а Луи отошёл от колонны. – Я вам говорю, что девчонка станет госпожой в этом замке. После моей смерти она унаследует всё. Вам ни к чему требовать её вдовью долю, и тем более требовать в этом качестве самые плодородные земли моих владений.
– Но вы ведь не забыли о своём сыне Готье? – мягко напомнил Сент-Нуар.
– Так он духовное лицо! От него толку не больше, чем от евнуха. Не будь на нём сана, стал бы я жертвовать удобным и размеренным образом жизни? – возразил Суйер. – Неужто вы думаете, что я жажду воспитывать малолетку? Кто знает, когда ещё мне достанется такой обед, как тот, что мы ели этим вечером? Слава Богу, есть у меня хорошие слуги, которые смогут кое-как подправить ошибки хозяйки-неумехи.
Сент-Нуар пропустил выпад мимо ушей. Без подобных провокаций не обходятся сложные и порой не слишком дипломатичные переговоры о союзе между семьями. Нельзя было терять голову: на карту поставлено будущее дочери и мир на землях графства. Он улыбнулся, успокаивая собеседника, и продолжал:
– Да, сейчас ваш сын Готье – священник, но кому ведомо, какие сомнения могут охватить и лучшего из слуг христовых, в какое искушение может впасть при виде столь завидного наследства бедный секретарь епископа, вечно пребывающий в шаге от роскоши, в которой купаются наши мудрые правители? Нет, Суйер. – Сент-Нуар откинулся в кресле, чувствуя себя победителем. – Я требую в качестве вдовьей доли те земли, о которых упомянул. Подумайте, ведь речь идёт о предосторожности, которая, окажись она даже и бесполезной, хотя бы успокоит душу отца, пекущегося об интересах дочери. Так не лишайте меня покоя.
– Ну ладно, ладно, – скрепя сердце согласился Суйер и добавил, пожирая глазами Аэлис, – Лучшие в мире земли за самую прекрасную невесту. Кстати, Аэлис – довольно необычное имя, Сент-Нуар. Иностранное, на мой слух.
– Моя первая жена была родом из Окситании. Там это самое обычное имя, – ответил Филипп и невольно стиснул зубы при воспоминании о Франсуазе.
– Ладно. Не важно. Женщины семейства Суйер всегда звались Изабель или Бланш. Такая у нас традиция, видите ли. – Старик прищёлкнул языком. – Ваша дочь может выбрать имя, которое ей больше по душе, хотя по цвету кожи я бы назвал её Бланш, Белянка. Да, Бланш де Суйер. Отлично звучит.
Сент-Нуар смиренно улыбнулся. Поменять дочери имя ради того, чтобы брак состоялся, пустяк, учитывая, сколько судеб зависело от этого союза. Он поднял свой деревянный бокал и сделал глоток. Аббат смотрел в окно, будто заворожённый красотой заката. Суйер поглаживал шкуру, лежавшую у него на коленях, будто гипнотизируя гостей.
Аэлис наблюдала за происходящим. Старая чёрная шкура подчёркивала бледность лица и красноту вокруг глаз Суйера, казалось – что это единый трёхцветный монстр, подобный грифам, гиенам и василискам, о которых ей столько раз рассказывал отец Мартен. Она проглотила слюну и собрала всю волю в кулак, чтобы совершить задуманное. Каждый ритмичный толчок в её груди отзывался эхом по всему телу, колени дрожали.