Дама номер 13
Шрифт:
– Из-за этого я и вернулся!.. Неужели ты думаешь, что мне есть хоть какое-то дело до этой паршивой деревни?.. Но она уже здесь, я видел ее вчера вот из этого самого окна, клянусь тебе!.. Теперь у нее рыжие волосы, а глаза – зимняя ночь… И она хочет моих стихов!.. У меня кровь в жилах стынет при мысли о том, что она может со мной сделать! – И согнулся в приступе рыданий без слез, рыданий, походивших на каучуковую маску, которую кто-то вытягивал из его щек. Вдруг он поднял глаза. – Не-щ-щ-щ-счастный ребенок! – прошипел он. – Говорит, что хочет быть поэтом!.. Какой глупец!..
Мальчику
– Прости меня… Умоляю тебя, прости меня… Прости меня…
– На следующий день мастерская не открылась. И через день тоже. И еще день спустя. Через четыре дня зеленые и огромные, как гребни спящих динозавров, волны вынесли на берег его тело. Мои родители скрыли от меня подробности, лишь сообщили, что он погиб. Но один мой приятель, которому случилось быть на пляже, когда вытаскивали тело, рассказал обо всем, что с ним сделали рыбы: о цвете его языка и его крови, о том, что море лишило его лица и мужского достоинства. Мне еще долго снилось это тело. Потом я его забыл. Люди говорили, что в ту грозовую ночь мой дед напился, отправился на волнорез и бросился в море. Но мне не были нужны ни судьи, ни жандармы, чтобы быть вполне уверенным в том, что он мог это сделать. Позже, когда нам передали его вещи, я нашел среди них тетрадь, но ни фотокарточки, ни листка с перечнем дам там не было. Я предположил, что он бросился в море вместе с ними. А теперь ты, Саломон, явился, словно море, и вернул их мне… Надеюсь, ты нам поведаешь, где ты их нашел…
– Это абсурд, – изрекла Сусана.
Она вернулась с пакетом и бумагой для самокруток, но никто не принял ее приглашения. Тогда она сняла кофту, уселась на ковре, вытянула ноги и свернула сигаретку с марихуаной для себя одной. Закурила в тишине, оперев голову на кресло, глаза в потолок. До темноты оставалось немного. Дождь прекратился, но тучи клубились на горизонте поверх парка Ретиро.
– Это полный абсурд. Конечно же, есть рациональное объяснение того, что случилось с Саломоном…
Рульфо был приятен этот глас трезвого рассудка. Час назад, когда он слушал историю Сесара, он уже готов был отпустить тормоза; но, рассказывая о собственных приключениях (которые, по мере того как шло время, казались ему все более и более невероятными), поверил в то, что мир окончательно и непоправимо обезумел. Как могло так случиться, что оба события, разделенные сроком почти в полвека, соотносились друг с другом? То, что Сесар упомянул медальон в форме паука и имя Акелос, заставило его содрогнуться, но не меньшее впечатление произвел тот факт, что он нашел фото и листок деда Сесара в том, чужом доме. Что означают эти совпадения? И он был благодарен Сусане, выступившей в защиту здравого смысла, хотя и был убежден, что она и сама не верила в то, что говорила.
– Ну пожалуйста… Неужто вы всерьез думаете, что некая Лидия Гаретти через сновидения установила связь с Саломоном и этой другой девушкой? И что Летиция Милано и Лидия Гаретти имеют отношение к некой Акелос? Интригует, ничего не скажешь, но абсурд. Конечно, снимок и листок были в доме, ну и что из того? Может, Летиция ее родственница. Кроме того, Сесар, как ты можешь быть уверен в том, что этот листок – тот самый, что показывал тебе дед? С тех пор прошло столько времени…
– Есть
– И никогда не упоминаются, по всей видимости. Ты никогда об этом не рассказывал. – Во время последней реплики Сусана повернула голову к Сесару.
– Да я не придавал этому значения. И всегда полагал, что мой дед просто сошел с ума… до тех пор, пока не услышал сегодня историю Саломона.
– История Саломона может иметь множество объяснений, так же как и твоя.
– В твоих словах я не сомневаюсь.
– Я тоже. В чем у меня есть сомнения, так это в твоей интерпретации. – Она обернулась к Рульфо и улыбнулась. – Извини, но должен же хоть кто-то сказать нечто разумное в этот вечерний час, как ты полагаешь?
– Безусловно, – согласился Рульфо.
– Я верю, что тебе снились эти сны и что ты нашел в том доме все, что, по твоим словам, ты нашел, но, во-первых, девушка, которая была с тобой…
– Ракель.
– Именно. Не могла ли она что-то скрыть? Может, она сейчас сидит и потешается над твоей наивностью.
– Не думаю. – Рульфо постарался не выдать свое раздражение, вызванное этим ее предположением. В его намерения не входило слишком распространяться относительно Ракели, он ограничился тем, что представил ее в качестве «свидетеля». – Она выглядела такой же ошарашенной, как и я. Ей снилось то же самое, и пришла она туда по той же причине.
– И вы оба вдруг оказались там одной и той же ночью, и, как по мановению волшебной палочки, дом открывается для вашего визита?.. Да ладно, Саломон, ну ты чего!.. – Она затянулась сигаретой и куснула ноготь. – Все это было… нагромождением случайностей, которые ты интерпретировал на свой манер… – И она изобразила свою фирменную заговорщическую улыбку. – Я тебя знаю, в том числе и то, что ты всегда был романтиком. Ты всегда мечтал, чтобы с тобой когда-нибудь приключилось нечто, подобное этой истории, разве не так?..
«Странные истории, странные вещи», – подумалось Рульфо. Те, что так не нравятся Бальестеросу. Но тут Сусана была не права: ему они тоже не нравились.
– Но Сесар-то вовсе не романтик, – возразил он. – И именно он подтвердил мою историю. На самом деле я пришел к тебе, Сесар, потому что, кажется, что-то припомнил… Не упоминал ли ты однажды о дамах?..
Сауседа с таинственным видом кивнул:
– Верно, и именно здесь находится другая сторона этого любопытного вопроса, о которой вы пока не знаете. Напряги-ка память: конференция, посвященная Гонгоре [20] , пять лет назад, здесь, в Мадриде… Отовсюду съехалось много народу…
20
Гонгора-и-Арготе Луис де (1561–1627) – испанский поэт, основатель барочного направления в испанской поэзии.
– Теперь вспомнил: обед с тем австрийским профессором…
– Герберт Раушен. Интереснейшим типом он оказался, этот Раушен. На обеде мы сидели за столом как раз друг против друга, и он принялся говорить мне о поэтическом вдохновении. Его теория показалась мне привлекательной. Он полагал, как и греки, что поэт «одержим», то есть охвачен некой внешней силой. Конечно, он имел в виду не дьявола, а «внешние влияния». И тут в один прекрасный момент он меня спрашивает, не знаком ли я с легендой о тринадцати дамах. Для меня это было чем-то вроде дежавю: я моментально вспомнил ту ночь с моим дедом в мастерской и был… Ну, сказать, что я был ошеломлен, будет недостаточно. Я подтвердил, что кое-что об этом слышал. Ты ведь сидел рядом, Саломон, и ты спросил, что это за легенда…