Дама с единорогом
Шрифт:
— Роза и крест! — Ричард ринулся вперёд, увлекая за собой товарищей. Не обращая внимания на ноющее плечо, он стремился к гребню холма, будто к спасительному горному перевалу. До него Дикон не добрался: ловко затянутая вокруг туловища петля стянула его с коня. Он отчаянно сопротивлялся, даже умудрился вспороть живот одному из пленивших его валлийцев, но сильный удар по голове на время порвал его связь с реальностью.
Очнулся он оттого, что кто-то облил его водой.
— Так-так, кто тут у нас? Солдат Его величества, да продлит Господь его годы! — В гудящей голове
— Кто Вы? — преодолевая дурноту, спросил Дикон.
— Друг Вашего братца, которому он подложил свинью, — усмехнулся незнакомец. Приподнявшись, Ричард увидел его — человека, широко расставив ноги, сидевшего в кресле.
— Добро пожаловать в Норинский замок! — осклабился он.
— Я пленник? — с трудом ворочая языком, пробормотал Дикон.
— Да, до тех пор, как Ваш трижды проклятый братец не явиться сюда с повинной. А пока, сеньор Ричард Леменор, поживите вместе с крысами и молитесь, чтобы Ваш брат не оказался большим подлецом, чем он есть.
Двое крепких парней подхватили Ричарда под руки и поволокли прочь.
— Я хочу знать Ваше имя! — завопил Дикон, оказывая отчаянное сопротивление своим конвоирам. — Ваше имя, сеньор, чтобы я знал, кому после послать вызов!
— Зачем Вам, Ваш брат прекрасно меня знает. А вызовов от бастардов я не принимаю. Оливер, избавьте меня от тявканья этого щенка!
После второго удара по голове Ричард очнулся в холодной камере. Сюда не проникало ни лучика света; со стен капала вода. Одна минута — одна капля. Собиравшаяся на полу вода стекала в трещины между камней. В углу чистили мордочки две крысы. Когда Дикон пошевелился, они убежали. Потирая рукой затылок, он сел на подстилке из старой соломы и огляделся. Первое, что бросилось в глаза, — цепи и кандалы на стене и остатки чьей-то скрюченной руки в одном из железных браслетов. Ричард поёжился: неприятно оказаться в одной комнате со скелетом. Интересно, за него в своё время не заплатили выкуп или посадили сюда в отместку за дела своих родных, как его, Дикона? Честно говоря, он ума не приложил, что такого мог совершить его брат, чтобы так рассердить того сеньора.
Встав, Ричард понял, что камера не приспособлена для прогулок: во-первых, она была очень маленькой, а, во-вторых, выпрямиться в ней можно было с большим трудом — голова упиралась в потолок, и вода стекала уже не по стенам, а по шее. Радовало то, что свободу движений не ограничивало железо.
Пошарив руками по полу, Дикон обнаружил скромный ужин, а, может, и завтрак: ломоть хлеба, кусок не первой свежести сыра и кувшин воды. Понимая, что за ночь от хлеба и сыра ничего не останется, он присел на корточки и принялся за скромную трапезу.
Среди ночи его разбудил скрип. В ореоле свечи он увидел глаза и часть лица женщины, внимательно наблюдавшей за ним сквозь окошко в двери.
— Кто Вы? — Ричард сел, потирая глаза.
— Тсс! — Женщина приложила палец к губам. — Я просто пришла на Вас посмотреть. Вы хотите есть? Тут у меня есть остатки супа…
— Не отказался бы, — признался он.
— Тогда возьмите миску и ешьте быстрее: я должна уйти до смены часовых.
Тонкая ручка со свежим шрамом на запястье протянула ему глиняную миску. С благодарностью подхватив её, Ричард с жадностью начал заглатывать остывший суп.
— Быстрее, быстрее! — торопила его благодетельница, вздрагивая от каждого шороха.
Доев, он отдал ей миску:
— А теперь не выпустите ли Вы меня, прелестница?
— Ой, что Вы, я не могу! — ужаснулась она. — Да и куда Вам бежать? Тут полным-полно солдат! Нет уж, лучше я буду изредка к Вам приходить и приносить Вам еду. Только не каждый день, а когда дежурит Кевин.
— Постойте, а кто хозяин этого замка?
— Граф Роланд Норинстан. А теперь прощайте! — Окошечко захлопнулось.
Дикон вздохнул и снова разлёгся на соломе. Теперь он знал, что долго проторчит в этой дыре, но всё же надеялся уговорить таинственную благодетельницу и попытать счастья в тёмных замковых коридорах. А, может, она из любви к нему проводит его каким-нибудь потайным ходом? Чем чёрт не шутит? Жаль только, что плечо побаливает от сырости.
Джон вернулся в Норинский замок, чтобы доложить о выполненной работе и, быть может, получить следующую.
Работа была исполнена идеально, комар носа не подточит. Придорожная канава приютили и Питера, и его родных. Им следовало догадаться, что ночи чреваты неприятными встречами.
В том, что от Питера следовало избавиться, Джон не сомневался: даже если этот малый и не предавал их, он всё равно слишком много знал. А что касается остальных… Жалко было их убивать, но выбора не было. У мужа обычно нет секретов от жены, а уж бабы болтливы. Особливо между собой. Ладно, по крайней мере детишек дома не было, трудно было бы ему убивать детишек, не смог бы — они ведь, даже если чумазые, будто ангелочки.
Говорят, у дочки этого Питера были дети. Сиротками теперь остались… И зачем ей только понадобилось у родителей ночевать? Ну да все мы в этом мире сироты, выкарабкаются как-нибудь.
Как он и полагал, граф остался доволен. Заинтересовало его и то, что Джон выведал на счет баннерета Леменора.
— Так ты говоришь, занятное совпадение? — потирал руки Норинстан. — А баннерет-то у нас не без грешка!
— Истинная правда, сеньор! — Джон самодовольно улыбался. — Лет десять назад через его владения проезжали монахи и не просто так, а везли казну своего братства, — так что Вы думаете, казна пропала!
— А что монахи?
— Нашли весной в придорожной канаве.
— Убийц схватили?
— Нет, свидетелей-то не было.
— А баннерет Леменор? Как он себя вёл? Он был тогда у себя?
— Был, сеньор, но ничего не предпринимал до тех пор, пока братство не встревожилось столь долгим отсутствием своих собратьев. Поговаривали, что монахов прирезал Меченный Дрю, только он в тех краях никогда не появлялся, да и никого другого до Пасхи в тех крах не ограбил.
— Большая была казна?
— Чего не знаю, того не знаю, но думаю, что не малая.