Дама с единорогом
Шрифт:
— Не было печали — так подай! — пробормотал баннерет, наблюдая за тем, как племянник залезает на лошадь Эдвина. — Нечего сказать, удружила сестра! И что мне делать с этим молокососом? Ладно, может, выучу его на оруженосца; не пристало мне, благородному рыцарю, держать при себе человека низшего сословия, вроде Метью! К тому же он стал мне грубить… Придёт время, совсем его разжалую.
Гордон жадными глазами осматривал окрестные поля, пытался получше разглядеть встречавшихся им по дороге людей. Его глаза были широко раскрыты; казалось, он пытался
— Чего ты там лопочешь себе под нос?
— «Ты в первенстве зарю собой затмила…». Просто строчка из стихотворения, дядя.
— Чьего? — кисло осведомился Артур.
— Моего, — смутился Гордон. — Я сочиняю канцону, но если я Вам мешаю…
— Этого ещё не хватало: мой племянник пишет стихи! И кому ты их посвящаешь?
— Одной даме.
— Клотильде Уорвик? А ещё признаваться не хотел, шельмец! — Баннерет дал ему дружескую затрещину. — Впредь тебе урок: говори только правду.
— Но я не лгал Вам, дядя! — раскраснелся мальчик. — Я никогда не сочинял стихов Клотильде Уорвик! Они посвящены той даме, которую я встречу и которой буду служить до конца моих дней.
— А, понятно, — протянул Леменор. В их семье никто не сочинял стихов, наверное, это влияние Форрестеров. Ладно, в меру это даже полезно, главное, чтобы мальчишка не забывал, что в первую очередь он будущий воин.
К весне следующего года приготовления к свадьбе были почти закончены. Служанки трудились над свадебным платьем баронессы, а барон обсуждал с женихом последние детали приданого дочери.
Жанна отнеслась к своему скорому замужеству с полным безразличием и по-прежнему проводила дни за вышиванием и домашним хозяйством.
— Не понимаю Вас, госпожа, — качая головой, говорила Джуди. — Вас ведь скоро к алтарю поведут!
— Ну, и пусть поведут.
— Но ведь не с баннеретом Леменором!
— Ах, Джуди, мне теперь всё равно! Я не хочу остаться старой девой, понимаешь! Не хочу нянчиться с братьями и сёстрами, которых родит моему отцу мачеха. Да я готова выйти замуж за кого угодно!
— А как же Ваша любовь?
— Любовь? — усмехнулась девушка. — Может, баннерет уже и забыл меня — мало ли, что может случиться за три года? А я сижу тут и целыми днями вышиваю эти цветочки! — Она в сердцах бросила своё вышивание на пол. — Мне всё опостылело, Джуди! Отец не даёт мне гулять, даже в сад я выхожу под присмотром Пита. Слуги следят за каждым моим движением, за каждым словом и обо всём докладывают отцу. Порой мне кажется, что даже Каролина за мной шпионит. Я не знаю, какая жизнь ждёт меня в замке графа, но, уверена, там мне не может быть хуже, чем здесь.
— Лучше уж быть графиней Норинстан, чем целую жизнь гоняться за прошлым, — тихо пробормотала девушка. — Если за три года он ни разу не побывал у нас, значит, я ему не нужна.
— Значит, Вы выйдете замуж по доброй воле?
— А почему бы и нет? — Баронесса хорошо помнила, что баннерет не подавал о себе вестей с тех самых пор, когда Норинстан так не вовремя вмешался в их свидание. — Граф ничем не хуже других, а, может, и лучше. По крайней мере, он обо мне не забывает. — Это был камешек в огород Леменора.
— Кстати, что слышно о Мелиссе Гвуиллит? — Жанна неожиданно переменила тему.
— Её снова выдают замуж, госпожа. Поговаривают, что за какого-то английского графа. Невезучая она, госпожа; как бы и нового её женишка по ошибке не пристукнули!
— Джуди, типун тебе на язык!
— А что я такого сказала? Я ничего, я молчу.
Но свадьба Роланда Норинстана и Жанны Уоршел не состоялась: в ход событий опять вмешались третьи силы.
В канун вербного воскресенья 1282 года бывший союзник английского короля Давид, брат Ллевелина ап Груффита, ночью напал на Хауэрденский замок, перерезал гарнизон и захватил королевского юстициария, повесившего одного из его людей за преступление, ненаказуемое по валлийским законам. Ллевелин забыл о разногласиях с братом и снова поднял в Уэльсе мятеж. Восставшие громили построенные англичанами во время войны 1277 года замки, убивали и предавали огню их обитателей.
Причиной новой войны послужило желание английских властей распространить на территорию Уэльса юрисдикцию английского права. Отказ от валлийских законов и традиций рассматривался местными жителями как чудовищная несправедливость и оскорбление.
Были и другие причины. Валлийцы не любили англичан, назначаемых королём судьями и правителями некоторых валлийских территорий; большинство из них предпочло, чтобы ими управлял несправедливый соотечественник, чем честный чужеземец.
Эдуард призвал архиепископов отлучить мятежников от церкви за святотатство и измену; английские графства вновь призывали к оружию…
Граф прискакал в Уорш рано утром, своим появлением переполошив всю округу. Осыпав стражников и сонных слуг целым ворохом отборных ругательств, сдобренных ударами плёткой, он заявил, что немедленно желает видеть барона Уоршела.
— Сеньор почивает, — робко попытался задержать его кто-то из замковой прислуги. — Нельзя его будить!
— Мне плевать! Если ты сейчас же его не растолкаешь, я с тебя шкуру спущу!
Норинстан и Уоршел проговорили около часа; о чём, никто не знал.
Выйдя на крыльцо, граф столкнулся с Жанной, разбуженной утренней кутерьмой.
— Что случилось, граф? — Она ещё не до конца проснулась и, ёжась, куталась в плед.
— Вы замёрзните, уходите. — Он сделал вид, что не расслышал её вопроса.
— Зачем Вам так рано понадобился отец? — Жанна плотнее запахнула плед на груди. — Что-то срочное?
— Это мужские дела; они Вас не касаются.
— А всё же? — Она, почти не мигая, пристально смотрела на него.