Дама с коготками
Шрифт:
– Проезжайте.
Кое-как разобралась в дорожных указателях, добралась до метро и запарковалась у ларьков. Не успела стрелка часов прыгнуть на 23.30, как зазвонил телефон. Точный, мерзавец.
– Где стоите?
– На углу улицы 26 Бакинских Комиссаров.
– Так, следуйте по Ленинскому проспекту до Октябрьской площади, потом мимо кинотеатра «Ударник», по Тверской, Ленинградскому проспекту до метро «Аэропорт». Звоню в 0.30. И без глупостей, слежу за вами.
Он что, будет меня по всему городу гонять?
У Дома мебели опять наткнулась на гаишника. На этот раз спустила стекло и крикнула:
– Еду
Милиционер, не спрашивая права, зачем-то поглядел на номерной знак и сказал:
– Давай, двигай!
В другой день столь странное поведение московских постовых могло озадачить, но сегодня голова была забита другими мыслями. Через пятьдесят минут, отдуваясь и чувствуя, как онемели от напряжения плечи, остановилась возле площади с памятником.
Похититель не заставил себя ждать:
– Теперь в первый переулок направо и выедете к Ленинградскому рынку. Машину поставьте у входа в универмаг. Дальше пойдете пешком на территорию оптовой ярмарки. Поставите сумку между контейнерами 9 и 8.
– А Маша?
– Будет ждать на выходе у ворот.
– Ну уж нет! Деньги отдам, только когда увижу ребенка.
– Мадам, – бесстрастно сказал голос, – не спорьте, иначе рискуете вообще никогда не увидеть дочь. Встреча через полчаса.
Я вытащила носовой платок и, размазывая остатки макияжа, вытерла вспотевший лоб. «Вольво» тронулся с места, но тут подъехал патруль.
– Ваши права.
Я молча протянула документы.
– Куда следуете?
– На Ленинградскую оптушку.
Патруль включил сирену и умчался. Помешались они сегодня, что ли? Никто денег не попросил. Что же творится в родимом Отечестве или их так напугало заявление министра МВД о борьбе с коррупцией?
Припарковав машину у темного универмага, я по узкой дорожке дошла до оптовки. Стояла пронзительная тишина. Ни единый звук не доносился с территории ярмарки. Не лаяли собаки, не мяукали кошки, не матерились бомжи. В эту ужасную январскую погоду все забились по щелям и крепко спали. Только я стояла посредине оптовки в промокших ботинках, сжимая в оцепеневших руках хозяйственную сумку со ста тысячами долларов.
Нужные контейнеры оказались как раз в центре небольшого прохода. Я положила между ними сумку и быстрым шагом двинулась к воротам, от которых ко мне молча метнулась знакомая фигурка. Схватив Маню в объятия и вдохнув ее знакомый детский запах, я едва не разрыдалась, но тут на ярмарке внезапно вспыхнул свет, и чей-то голос загремел откуда-то с неба:
– Всем лечь на землю, руки за голову, ноги на ширину плеч. Вы окружены.
Раздались выстрелы. Я рухнула в лужу, прикрыв собой Марусю. Девочка шлепнулась на бок и ловко выползла из-под меня. Свет слепил глаза, голос орал что-то невразумительное, по проходу с громким матом, стреляя, бежали абсолютно черные люди. Пули свистели в воздухе. Вдруг Маня дернула меня за руку и ткнула пальцем в большой зеленый мусорный контейнер, возле которого мы лежали в ледяной грязи. В мгновение ока подняв крышку, мы юркнули в зловонные внутренности бачка и «задраили люк». Стало тише. В полной темноте схватились за руки и молча прижались друг к другу. На ярмарке творилось что-то невообразимое: казалось, туда прибыла артиллерия, и уже рвутся фугасы, а может, пошли в ход установки «Град». Пару раз по бачку что-то чиркнуло, громоподобный голос
– Мусечка, – прошептала Маня, – как ты?
– Отлично, а ты?
– Воняет очень.
Да, пахло не розами. Если не откроем в ближайшее время крышку, просто задохнемся.
В этот момент над головой загрохотало, появился свет, и грубый мужской голос произнес:
– Вот они, ловко спрятались, молодцы. Вылезайте.
Я поглядела вверх. В бачок заглядывал омоновец, в прорезях черного вязаного шлема поблескивали глаза. Я посильней вжалась в мусор, ни за что не полезу в этот кошмар и Маню не пущу. Ведь неизвестно, кто они такие.
Парень хихикнул:
– Давайте вылезайте, принцессы помойки. Все позади. Вы ведь Дарья и Марья?
Мы закивали головами.
– Меня полковник прислал, Александр Михайлович, знаете такого? Давайте скорей, а то воняет страсть!
Он протянул нам крепкую лопатообразную ладонь. Не знаю, какая сила помогла нам с Марусей одним прыжком влезть внутрь. Наружу, даже с помощью смеющегося омоновца, еле-еле выбрались. Теперь мы стояли посреди оптовки. Я выгребла из кармана консервную банку. Никогда больше не буду есть тресковую печень, вся провоняла ею, пока сидела в бачке. Омоновец подтолкнул нас, и мы на негнущихся ногах двинулись к выходу. Там у железных ворот стоял небольшой микроавтобус и две «Волги». Возле одной из них, уткнувшись лицом в капот, со скованными за спиной руками и широко расставленными ногами в непонятной полустоячей позе обнаружился мужчина.
Омоновец ухватил парня за волосы и повернул его голову в нашу сторону:
– Узнаете?
Я вгляделась в молодое, порочно-красивое лицо. Белокурые волосы, крупные карие глаза, нежная кожа, мужественный, как на рекламе одеколона, подбородок. Надо же, а я думала, это Кирилл.
– Нет, впервые вижу.
Омоновец впечатал голову парня в багажник. Раздался глухой стук и слабый стон.
– Не надо его бить, – воззвала я к жалости омоновца.
– Разве мы его бьем? – удивились стоящие вокруг милиционеры и пнули задержанного по ногам, – так просто, шутим.
Дверь второй «Волги» распахнулась, и я услышала хорошо знакомый голос:
– Дарья!
Я пошла на зов. В машине уютно устроился полковник. В салоне приятно пахло его сигаретами.
– Садись, – сказал Александр Михайлович.
Я влезла внутрь и втащила Марусю.
– Ну что, – мирно осведомился полковник, – конец деятельности частного детектива?
– Не понимаю…
Александр Михайлович повел носом, как собака, потом сказал:
– Дашутка, не могла бы ты оказать мне любезность?
– Какую именно?
– Выйди из машины и вытряхни из капюшона объедки, а то вонища жуткая.
Я выскочила наружу и выполнила просьбу приятеля, оставив на тротуаре картофельные очистки, фантики, куски недоеденной пиццы, после чего снова залезла в салон. Водитель громко чихнул. Полковник усмехнулся:
– Да уж, аромат!
– Посмотрим, как запахнешь, если полежишь в помойке, – огрызнулась я.
– До сих пор Бог миловал от мусорных бачков, – вздохнул приятель, – и потом скажи, ты всегда ходишь на дело в домашних тапочках?