Дамасские ворота
Шрифт:
— Кто рассказал?
— Черт! Я надеялся, ты будешь отрицать. Звучало-то дико.
— Так я и отрицаю. Конечно отрицаю. Ты действительно думаешь, что я какая-нибудь чокнутая наркобаронша?
— Да нет. Но поселенцы так говорят. Что это они вдруг?
— Это они про Нуалу.
— Проклятье! Так я и знал! И ты ездила с ней.
— Я об этом не знала вплоть до последней поездки. Понимаешь, она занимается этим не ради выгоды. Это такая схема, в которой участвуют Рашид, фракция партии и Шабак. Поселенцам-то какое дело? Они наверняка в курсе этого
— Ну, если ты ищешь Абу Бараку, — сказал Лукас, — то поселенцам очень даже есть до этого дело. Потому что Абу Барака — это они. Поселенцы из Кфар-Готлиба. То же и с Нуалой. Нельзя участвовать в грязных делах и одновременно катить бочку на поселенцев. Это лишь подтверждает все их подозрения.
— Но кто им насвистел-то?
— Линда. Она одна из них. В смысле, она была там, когда они меня прессовали. Она говорит, что видела кучу гашиша и перевозит его Нуала.
— Поганая белая сучка, — сказала Сония без особой злости. — Что думаешь? Но она ничего не видала. Я в это не верю. Кто-то ей рассказал.
— Мало этого, они обвиняют нас в смерти Ленни. Еще говорят, что Нуала перевозила взрывчатку. И похоже, думают, что и ты в этом замешана. Что взрывчатка предназначалась Разиэлю и Де Куффу. Твоим приятелям.
Сония засмеялась:
— Взрывчатка? Они что, шутят?
— Не знаю, шутят они или что. Но они хотят, чтобы я занялся одной историей. Жирной историей. О плане разрушить Аль-Аксу. Вроде той затеи Вилли Ладлэма.
Они дошли до спиралей колючей проволоки, обозначавших конец пляжа. Постояли секунду, глядя на ограждение, и пошли обратно. Неожиданно Сония оторвалась от Лукаса и побежала по воде, оступаясь и снова вставая, а зайдя по грудь, нырнула в набежавшую волну, скрылась в ней, потом появилась за линией прибоя. Пару минут она плыла параллельно пляжу, потом отдалась на волю волне, которая понесла ее к берегу, и вышла, покачиваясь, из пены к Лукасу.
— Сколько раз ты ездила с Нуалой?
— Не могу припомнить.
— Сколько?
— Раз пять-шесть. Как-то так.
— Достаточно, чтобы примелькаться. А возможно, и чтобы тебя сфотографировали. Почему не сообщила мне, что она возит наркоту?
— Как бы я тебе сообщила?
— Не знаю. Я ведь тоже ездил. Могла бы намекнуть.
— Я думала, вы с Нуалой дружны.
— Не так чтобы очень.
— Ну, если я у них под колпаком, — сказала она, — то и ты тоже. Особенно после вчерашнего.
Они шли вдоль кромки моря.
— Зря ты мне не доверилась, — сказал он.
— Чего они хотят от тебя?
— Если не вдаваться в лишние подробности, они хотят, чтобы я кое-что написал. Озвучил некую версию.
— Правдивую версию?
— Их версию правды. Обещают, что меня оставят в покое. Если напишу.
Они свернули на пляж, и Сония, пройдя охрану, направилась в женскую раздевалку переодеться.
Когда они проехали полдороги до Иерусалима, свернув с приморского шоссе, Лукас сказал:
— Это наверняка связано с делом Абу Бараки. Ты, я, Нуала — все мы имеем к нему отношение. И мы — слабое звено.
Какое-то время они ехали молча.
— Мне приснился сон, — сказал Лукас. — По крайней мере, думаю, что это был сон. А может, галлюцинация. Что я разговаривал с маленькой дочкой Рудольфа Штейнера, Дифтерией.
— Тут полно грязного экстази. Честное слово. В Тель-Авиве. Повсюду. Кое-кто добавляет его в фалафель [379] . А то в гашиш. И что тебе сказала малышка Дифтерия?
379
Обжаренные в масле шарики из протертых со специями плодов нута.
— Она звучала похоже на Линду Эриксен. Хотя одну вещь она сказала… сказала: «О чем люди думают, то сбывается».
— Боже мой! Помнишь, когда-то мы считали, что это хорошо? Где ты взял грязное экстази?
— Не знаю. Я заснул в храме Гроба Господня.
— Жуткое место, — сказала Сония. — Не стоит тебе туда ходить.
Несколько миль они проехали молча.
— Как-то давно у меня состоялся странный разговор с Янушем Циммером, — сказала она. — Он как будто предупреждал о чем-то подобном. О некой подпольной организации.
— Я позвоню ему, — сказал Лукас.
— Будь осторожен. Он человек себе на уме. И сейчас он с Линдой.
— Господи! Кто есть кто? Чего люди хотят?
Трудно было сказать, кем на деле является человек и чего он добивается, потому что чрезвычайное положение, в котором пребывало государство, порождало постоянные импровизации и имитации. Органы, в действительности не бывшие государственными, выдавали себя за таковые. Государственные прикидывались негосударственными, или антигосударственными, или органами иных государств, включая враждебные. Многие люди, посвященные в деятельность службы государственной безопасности и вооруженных сил, ушли из соответствующих организаций окончательно или наполовину, или делали вид, что ушли, или повернули оружие против этих организаций, делая вид, что работают на них, или продолжали работать, делая вид, что повернули оружие против них, или сами толком не знали, что против кого повернули. Некоторые работали просто ради развлечения или денег. Ну а еще были люди благонадежные и патриоты.
— Ты правда считаешь, — спросила Сония, — что их это волнует? Ну, что кто-то узнает, что это они избивают палестинских подростков? Поселенцев из Кфар-Готлиба и им подобных не слишком заботит мнение мировой общественности.
— Думаю, кто-то хочет тебя подставить. Надо бы поговорить с Эрнестом. Не нравится мне эта лабуда насчет Аль-Аксы. Если кому-то приспичит ее взорвать, скорее уж это будут они. Чтобы возвести храм, да?
— Девятого ава будет демонстрация, — сказала она. — Летом, в годовщину разрушения Первого и Второго храмов. Как всегда. Ортодоксы выходят. Палестинцы выходят. Убийства случаются, обычно палестинцев. Знаешь, лучше я поговорю с Нуалой.