Дамасские ворота
Шрифт:
— Может, в историю? Во внутреннее сознание?
— Не думаю, что у меня есть внутреннее сознание, — сказал он. — Только внешнее.
— Правда? Никаких внутренних резервов? А что ты делаешь, когда становится совсем дерьмово?
— Пью. С ума схожу.
— Понимаю. А я принимала наркотики.
— И я.
— Крис, послушай меня минутку. Всю историю цивилизации евреи первыми выступали за перемены.
— Ох, Сония, — рассмеялся Лукас, — ты не думаешь, что мне все это уже знакомо, эти твои речи?
Она выставила ладонь, отвергая его протест:
— Прости. Но придется выслушать. — Она подошла к нему, затем пожала плечами, скрестила руки на груди и отвернулась в сторону,
220
Соломон (Шломо) Молхо (1500–1532) — каббалист и инициатор мессианского движения, чьи проповеди были очень популярны; сожжен по обвинению инквизиции в проповеди иудаизма христианам.
— «Я это слышал, — сказал Лукас, — и отчасти верю» [221] . Разве что больше, пожалуй, не верю.
— Ты это серьезно? Я столько распиналась, а ты мне — Шекспира, и всё?
— Не знаю… Это ты у Разиэля нахваталась?
— Разиэль только объясняет это Преподобному. А все происходит у того внутри.
— Внутри?
— На уровне эманаций. Через души внутри его. Он тот, в ком происходит борьба. С фараоном. С Драконом. Если б он еще заткнулся и не таскался по площадям… ему это не подобает. Но он очень мучится — мучится невыносимо.
221
У. Шекспир. Гамлет. Акт I, сц. 1. Пер. М. Лозинского.
— Добьется того, что его сожгут, как Молхо.
— Вполне возможно. И Разиэль тут ни при чем. Суфиям все это было всегда известно. И евреям в определенном смысле тоже, потому что это и есть Тора. Это формула сведения всего в одно. Чтобы напоминать о корнях. Многим это служит убежищем.
— Как так вдруг Разиэль и Преподобный затесались в этот карнавал?
— Так же, как все мы вдруг понимаем, что знаем важную вещь, — ответила Сония. — Старые евреи говаривали, что у мудрого человека есть маггид [222] , духовный советник из иного мира. Но маггид — это просто нечто в подсознании, в коллективной памяти народа. И оно говорит тебе что-то, что ты уже знаешь… Так вот, бедный старина Де Куфф научился распознавать души внутри себя. А Разиэль распознал его.Адам, бедный агнец, он боролся с этим изо всех сил. Ужасная участь — оказаться между двумя мирами. Это как безумие.
222
Маггид ( ивр.«рассказывающий») — в каббале ангел-посланец или небесная сила, открывающая каббалисту тайны, говорящая его устами и водящая его пером.
— Ты не думаешь, что это и есть безумие? И не более того?
— Нет, не думаю, — сказала она. — Потому что я видела подобное прежде. Полжизни изучала. Бергер перед смертью признал его. Я тоже его признала.
— Ну хорошо, хорошо. — Лукас пожал плечами. — Так что теперь? Что дальше?
Сония рассмеялась:
— Не знаю, приятель. Мне понятно не больше, чем тебе. Что-то изменится. И я думаю, это будет прекрасно.
Лукас прошелся по комнате, рассматривая фотографии, сделанные ею в странах третьего мира. Счастливые, полные надежды лица среди самых несчастных на земле. На столе к лампе была прислонена стопка контрольных отпечатков. Десятки, сотни лиц, все детские, смуглые, изнуренные.
— И кем надо быть, чтобы твоя фотография оказалась в доме маггида?
— Знаешь, — сказала она, — если речь об этих детях, то надо быть мертвым. Потому что все они умерли. Во время голода в сомалийском Байдоа.
Лукас взял контрольку и вгляделся в крошечное вытянутое лицо с огромными глазами. В памяти всплыло стихотворение, и он процитировал его:
С улыбкой, души, взмойте к Небесам, Не речи — пению учиться вам, Отныне больше голод не грозит, Всем хватит молока; Отбросьте страхи, вечная поит Всех млечная река.— «Млечная река», — повторила она. — Что это?
— Это старинное стихотворение. Одного давно умершего белого парня. Ричарда Крэшо [223] . Называется «Маленьким мученикам». Еще об одном ближневосточном заблуждении.
— Жалею, что не знала этих строк, когда была в Сомали.
— Не жалей. Иначе была бы как я. И вместо того чтобы делать что-то и верить во что-то, ограничилась бы стихами. Ладно, мне нужно идти. Я еще должен встретиться с доком.
223
Ричард Крэшо (1613–1649) — английский поэт-метафизик.
— Погоди, Крис. Присядь. Да присядь же! — настойчиво сказала она, когда он лишь остановился и посмотрел на нее.
Она говорила, шутливо подражая тону суровой старозаветной учительницы с американского Юга, и села напротив него в другом конце комнаты, обхватив руками колени.
— Почему ты так ненавидишь себя? Отчего тебе так плохо?
— Не знаю. Может, оттого мучусь, что столько дерьма в мире. Как ты только что справедливо заметила. Хочешь подсказать мне мой тиккун?
— Мир изменится. Мы будем свободными. Потому что там, где Дух Господень, там свобода.
— Это мне нравится.
— Правда?
— Да, — сказал Лукас. — Я всегда был религиозен. Мне всегда было жалко себя, и даже не столько себя. Поэтому действительно нравится. Я слаб. Верю в Санта-Клауса. Да, я мог бы распевать псалмы, как какой-нибудь дурак. — Он встал и отвернулся от нее. — Да, конечно нравится. Действительно нравится. И мне нравишься ты. Очень нравишься.
— Знаю, — сказала она, — потому что знаю твой тиккун. Ты мне тоже нравишься. Ты вернешься?
— Вернусь. И буду насмехаться и издеваться над тобой, пока не удостоверюсь, что ты потеряла веру.
— Потому что страдание любит компанию?
— Потому что ты слишком классная, красивая и умная, чтобы верить во все это барахло. Это опасно. И потому, что страдание любит компанию, и если я не способен на все эти чудесные мечты и иллюзии, то позаимствую их у тебя.