Дань кровью
Шрифт:
Наступили черные дни для всех балканских народов, для всех христиан, ибо, как писал очевидец тех горестных событий, «одни из них были перебиты, другие уведены в рабство, а тех, которые остались там, на родине, косила смерть, ибо они умирали от голода. Опустела земля, лишилась всех благ, погибли люди, исчезли скот и плоды. И поистине тогда живые завидовали тем, которые умерли раньше».
Естественно, возникает резонный вопрос: могла ли цивилизованная, цветущая, казалось, всесильная Европа остановить кровавый поток турецких орд, не оснащенных никакой боевой техникой, кроме копий, сабель, луков и стрел, не имеющих даже железных доспехов (если не считать кольчуг), защищавших тело? Ведь эпоха гуннов и готов прошла. Европа была уже гораздо более сильной, нежели тогда… А все-таки более ли сильной?
Основным рычагом европейского феодализма была наследственная
У турок же не было такой оседлой традиции наследования имений. Поэтому их политика была направлена на то, чтобы увеличить свое богатство грабежами и завоеваниями, и завоевания тем самым стимулировались. Вся система государства опиралась на людей, которые жизнь воина предпочитали жизни производителя. Способ разделения военной добычи, шла ли речь о движимых или недвижимых ценностях, играл основную роль в стимуляции одиночек. Это деление могло происходить только по общеусвоенным принципам как награда за вклад в общую победу. Особо отличившиеся в данной битве воины получали феодальные лены (земельные угодья).
Подобная система давала возможность любому воину стать помещиком-феодалом в случае, если этот воин отличится хотя бы в одной битве. А уж в следующей победной операции он может и не отличаться в такой степени, как в предыдущей. Лены у него могут отнять лишь в случае неучастия в битве, трусости или предательства. Однако, если он снова себя проявит, он может опять получить большее или меньшее поместье.
Каждая новая битва дает шанс новым героям. А потому с каждым новым завоеванием класс феодалов становился более многочисленным и более сильным экономически. Сила этого класса обусловлена усилением централизованного государства. Интересы феодалов и правителя, таким образом, были взаимосвязаны. Все это благотворно влияло и на уменьшение противоречий между феодалами и крестьянами. Крестьянин был менее обремененным, нежели в Европе. А это обеспечивало и внутригосударственную безопасность.
Как видно, в турецкой феодальной системе той эпохи было больше элементов централизма, он более, нежели в Европе, позволял использовать феодальное владение в интересах государства. А значит, эта система была и более благоприятной для поощрения завоеваний, чем система европейского феодализма.
Как ни велика была победа над Вукашином и Углешей, Мурат все равно приказал отойти назад. Вглубь Македонии, а тем более в Сербию он заходить пока боялся, хотя, быть может, на крыльях успеха он и мог бы сломить еще не одного сербского великаша. И после обильных грабежей и пожаров, которые не смогли погасить даже реки темно-красной христианской крови, части Мурата возвратились в Эдирне. Праздник был на турецкой улице. Обозы награбленного и потоки пленных направлялись в Малую Азию. Нужно было отдохнуть, подсчитать успехи, разобраться в делах, сначала внутренних (ибо и внутри страны было не так спокойно, как хотелось бы), затем во внешних, а уж после того дойдут руки и до Македонии. А пока пусть там разбираются сербы и византийцы-румелийцы — они тоже народ не промах. Вон, не прошло и двух месяцев после Марицы, а Мануил Палеолог, с благословения отца-императора, успел занять Серры и присоединить их к своим владениям. Но эти земли уже всецело принадлежат ему, Мурату, он это знал так же твердо, как остро это почувствовали жители тех мест.
Битва на Марице оказалась роковой как для Македонии, так и для всей Сербии в целом, ибо главная цель, которую преследовали Вукашин и Углеша, то есть полное изгнание и разгром турок, достигнута не была. Напротив, турки после этого ощутили свою силу, а посему закрепление здесь и дальнейшие завоевания были только вопросом времени. Поэтому не все ли равно, кто кому перегрызет горло за эту землю до того, как он, Мурат, ступит на нее собственной ногой?
А грызть горло было кому. Как стая шакалов набрасывается на добычу, оставленную насытившимся львом, так многие великаши со своими дружинами набросились на несчастную, залитую кровью, обугленную от бесчисленных пожаров Македонию. Королевич Марко, Вукашинов наследник, стал королем,
Но здесь снова возник вездесущий, грозный жупан Никола Алтоманович. Как же без этого рыцаря можно обойтись? И вот уже Джюрадж шлет послание Марко, в котором сообщает, что Никола со своим войском движется на Призрен и что самая реальная помощь ему, королю Марко, от него, Джюраджа Балшича, правителя Зеты, может состоять в том, что Марко отдаст Призрен Балшичам, а те уж сумеют его защитить. Марко метался в своем Прилепе. Он понимал, что лучше отдать малое, чем потерять все. Он согласился на требование Балшича. Но беда не приходит одна: на Скопле совершил набег владелец Косова Вук Бранкович и почти без кровопролития присоединил город к своим владениям…
Марко сидел в своем прилепском дворце отрешенный от всего, когда ему доложили, что явился посланник от султана Мурата. «Вот оно, — защемило сердце у короля. — Ну что ж, таково, видимо, желание Божие, а значит, и моя судьба. Проклятый собственной судьбой, покинутый единокровными братьями, преданный друзьями, что могу я сделать один против этой орды?» И он прошел в тронный зал, где ему предстояло принять посланника султана.
— Его величество богочтимый падишах Амурат, равного которому нет на этом свете, посылает королю македонскому свое соболезнование по случаю кончины твоего батюшки и твоего дядюшки. И одновременно также его величество, наместник Аллаха на грешной земле, досточтимый падишах Амурат поздравляет тебя с законным вступлением на сербский королевский престол.
Высокий, чернобородый смуглый осман в огромных чакширах [15] и обшитом золотом халате горделиво стоял перед Марко.
— Благодарю султана за столь любезное и заботливое послание, но я был бы ему еще более благодарен, если бы дело не дошло до причин, побудивших его послать ко мне гонца с соболезнованием. — Марко едва заметным движением покусывал свои усы и не сводил глаз с посланца турецкого владыки.
Ни один мускул на лице не дрогнул у последнего после слов короля. Он все так же горделиво ждал, что дальше произнесет государь неизвестно какой страны. Марко несколько минут задумчиво сидел на троне откинувшись, отрешенно глядя перед собой.
15
Чакширы — турецкие штаны, плотно облегающие ноги до колен, а выше колен — свободно висящие, как шаровары.
— Что еще велел передать мне султан? — У Марко не было никакого желания затягивать аудиенцию, и потому он сразу перешел к делу.
— О, сущие пустяки. — Бесстрастное лицо посланца несколько оживилось. — Ты, конечно, понимаешь, король, что всякое поражение влечет за собой какие-нибудь неприятности, будь то обычная смерть, либо потеря государственности, или же… рука победителя, дружески протянутая побежденному в знак большой милости первого.
Марко прекрасно понял смысл последней фразы, но такое торжественно-нахальное обращение к нему и такой быстрый, без обиняков переход к сути дела (все-таки неожиданный для него) несколько обескуражили короля. Да, султан, видимо, церемониться не любит. Значит, все-таки свершится то, чего он в глубине души так боялся. Ему предстояло стать вассалом турецкого султана. Ну что ж, он готовился и к такому исходу и, в принципе, уже созрел для этого. Тем более что здесь он был не одинок. Его соседи, братья Йован Драгаш и Константин, сыновья севастократора Деяна, в самом скором времени станут вернейшими вассалами и союзниками Мурата. Византийский император Иоанн V Палеолог в знак покорности Мурату отправил в его свиту своего сына и наследника Андроника. Болгарский царь Иван Шишман III тоже стал вассалом султана, а его сестра Тамара попала в гарем Мурата, как раньше дочь Иоанна Кантакузина стала одной из жен султана Орхана. И все-таки душа Марко не желала так быстро покоряться. И Марко хитрил. Он ждал окончания речи посла.