Дар дождя
Шрифт:
– Я передам ему, Танака-сан.
Он улыбнулся Кону стариковской улыбкой.
– А у тебя как дела? Вижу, ты сделал то, что собирался. Хорошо. От лица моего народа я приношу вам извинения за те ужасные вещи, которые здесь творились. – Он с трудом поклонился.
– Сэнсэй, прошу вас, – страдальчески произнес Кон.
Танака вздохнул и спросил:
– Что со мной сейчас будет?
– Я поговорю с начальником лагеря, и вас отпустят.
Танака печально посмотрел на Кона.
– Не будь так уверен. В такие времена, как сейчас, все желают нам смерти.
– Даю слово,
Мне было интересно, что он задумал. Потому что, сколько я его знал, он никогда не разбрасывался обещаниями.
Тем же вечером, когда над нами уже час кружили японские самолеты-корректировщики, между Коном и Йонгом Кваном разгорелся спор. В тот вечер решил начаться сезон муссонов, и пошел дождь, сначала накрапывая, а потом все сильнее и сильнее, пока не повис в темноте непроглядной пеленой. Сквозь буйство стихии до нас долетали их голоса. Партизаны смущенно поглядывали друг на друга, и я вспомнил малайскую поговорку, которой меня научил отец: «Когда в джунглях дерутся слоны, страдает оленек».
Кон вышел из спального помещения Йонга Квана. Я накинул потрепанный дождевик, который пропускал больше воды, чем отталкивал, и побежал ему навстречу.
– Что случилось?
– Йонг Кван хочет допросить их сегодня вечером.
– И Танаку-сана тоже? Но ты же сказал ему, что он невиновен?
– Ему это безразлично. Йонг Кван – как те японцы, на которых он любит охотиться. К тому же он узнал о моей связи с Танакой-саном от Суянь.
Кон замолчал, и я видел, что он собирается с силами, чтобы что-то у меня попросить. Я прервал его прежде, чем он заговорил:
– Тебе не нужно просить. Я это сделаю. Я заберу Танаку-сана с собой, когда буду уходить.
– Тогда я буду перед тобой в долгу. Ты не представляешь, насколько Йонгу Квану нравится издеваться над своими жертвами. Я не могу позволить, чтобы Танака-сан пострадал. Возьми его обратно на Пенанг, когда будешь возвращаться. Спрячь его в горах.
Мы сидели перед холодным ужином из ямса и жилистого мяса дикого кабана. В лагере уже было несколько британских солдат, часть авангарда, не так давно высаженного с подводных лодок вдоль Малаккского пролива. Обгорелые лица выдавали в них новичков; бывалые партизаны-европейцы все как один отличались светящейся бледностью, словно духи джунглей, от слишком долгого пребывания в полутьме деревьев.
– Мне нужно уйти как можно быстрее, – сказал я Кону.
Я беспокоился за отца. То, что Горо спасся, означало, что он уже в пути на Пенанг. Он меня видел, и, чтобы меня наказать, Хироси с Фудзихарой используют его показания по полной.
– Тогда пойдем сейчас и подготовим Танаку-сана. Я покажу тебе путь к автостраде.
Мы пробрались к палатке, где держали Танаку. Земля насыщалась водой, превращаясь в грязь. Часового не было, палатка опустела. Мы опоздали.
Мы бросились обратно в пещеру, и Кон стал грубо расталкивать толпу. У входа в коридор нас остановил один из партизан: «Вам сюда нельзя. Приказ командира Йонга». Мы остались ждать, вздрагивая от криков, эхом разносившихся по пещере. Через час пленников вывели наружу. У Саотомэ была сломана челюсть,
– Оставьте их на ночь там, – распорядился Йонг Кван. – Завтра продолжим.
Мы остались под дождем, а он вернулся в пещеру. Кон снял плащ и накинул его на Танаку.
– Осталось недолго, сэнсэй. Пожалуйста, мужайтесь.
Он медленно побрел в свою палатку и начал паковать вещи.
– Что ты делаешь?
– Ты видел, в каком он состоянии. С одним тобой ему отсюда не выбраться. Думаю, мне пора вернуться на Пенанг. Я хочу снова пройти по отцовскому саду, по улицам Джорджтауна, – в его голосе звучала тоска, как у маленького мальчика, который очень соскучился по дому и по своей кровати. – Мне просто хочется домой. Кроме того, – Кон поднял взгляд на скаты палатки, – я сыт по горло этим бесконечным дождем.
Мы прождали всю ночь, но дождь и не думал заканчиваться. Ближе к рассвету мой друг сказал:
– Пора идти.
Он нашел еще один кусок брезента и превратил его в плащ. Мы опять вышли под дождь, и Кон захватил меч Саотомэ. Я разрезал веревки на Танаке своим мечом, и мы осторожно его подняли. Я увидел, что у него сильно шла кровь из раны, которую раньше не заметил. Оторвав рукав рубашки, я попытался остановить кровь. Он открыл глаза и слабо кивнул.
– С ним что делать? – Я указал на Саотомэ.
– Оставим его Йонгу Квану.
Но Танака прошептал: «Нет».
Он дотронулся до моей руки и сказал:
– Ты знаешь, что надо сделать.
Я покачал головой:
– Он получает только то, что часто учинял сам.
– Это не Путь, – возразил Танака. – Ты же теперь последователь айки-дзюцу, и у тебя есть обязательства. Прояви милосердие.
Я заглянул Саотомэ в глаза, но увидел Изабель, бегущую по бесконечному пляжу. Я увидел Питера Макаллистера и Эдварда – и понял, что мой брат никогда не вернется домой на Пенанг. Саотомэ не мог двигать челюстью, но я знал, чего он от меня хотел.
– Нет, я этого не сделаю.
Я вложил свой меч в ножны, и он закрыл глаза, признав поражение.
– Куда мы пойдем?
– Мы дойдем до реки и пойдем вдоль нее до Ипоха. Это недалеко.
Мы вдвоем подняли Танаку и направились прочь из лагеря. Несмотря на свои страшные раны, Танака ни разу не вскрикнул. Мы почти добрались до реки, когда поняли, что нас преследуют.
– Стой, – сказал я. – Слышишь?
Река гремела течением, и нам было трудно расслышать хоть что-нибудь.
– Я вернусь обратно и выясню, – сказал Кон. – Продолжай идти к реке.
Танака обхватил меня за плечи, и мы продолжили путь к речному берегу, естественной насыпи, которая оканчивалась крутым обрывом. Десятью футами ниже бурлящая вода размывала берег, неся с высокогорий стволы поваленных деревьев, ветки которых высовывались из неумолимого потока, словно руки утопающих. Река гремела, растягиваясь и перекручиваясь бесконечным выбросом чистой энергии. За спиной раздался шорох, но под весом Танаки поворачиваться было сложно.