Дар психотерапии
Шрифт:
Другая эмоциональная сторона сна — ее крик «мне он не нужен» — также включала множество скрытых значений: ее муж не хотел, чтобы она рожала; ее собственное чувство нежеланности для своей матери; то, как ее отец десятки раз сидел на ее кровати и уверял ее, что она желанное дитя; ее собственный отказ от двух младших братьев. Она вспоминала, как, будучи десятилетней белой девочкой, пошла в недавно интегрированную преимущественно черную школу в Бронксе, где была «нежеланна» и подвергалась нападкам со стороны других учащихся. Даже несмотря на то, что школа была опасна, ее отец, атторней по гражданским правам, поддерживал интеграцию и отказался
Если бы не ее сон, большинство из этих эмоционально окрашенных воспоминаний никогда не проявились бы в ходе нашей терапии. Сон предоставил материал для недель плодотворного обсуждения.
Личности, появляющиеся в снах, часто могут быть составными фигурами — они не выглядят как какие-то конкретные личности, но в них присутствуют части многих людей. Я часто прошу пациентов, если они все еще мысленно представляют сон и человека, сфокусироваться на его лице и высказаться по спонтанной ассоциации. Или же я могу предложить им закрыть глаза и позволить лицу трансформироваться в другие лица и описать мне, что они видят. Таким образом я часто узнаю обо всех типах исчезнувших индивидов: дядях, тетях, лучших друзьях, бывших любовниках, учителях, которые играли некую важную, но забытую роль в жизни пациента.
Иногда бывает полезно отвечать спонтанно, выразить некоторые из ваших собственных свободных ассоциаций со сном. Конечно, это может повлиять на работу, ведь только ассоциации пациента, а не ваши ведут к более полному видению сна, но так как я озабочен продвижением в терапевтической работе, а не некими умозрительными полными интерпретациями сна, это меня совершенно не волнует. Рассмотрим, например, следующий сон:
«Я нахожусь в вашем кабинете, но он гораздо больше. Ваши кресла кажутся больше и поставлены очень далеко друг от друга. Я стараюсь подобраться поближе, но вместо того чтобы идти, я ползу к вам по полу. Вы также сидите на полу. Затем мы продолжаем разговаривать, а вы держитесь за мои ступни. Я говорю вам, что не хочу, чтобы вы нюхали мои ноги. Затем вы прикладываете мою ступню к вашей щеке. Это мне нравится».
Пациентка многого не могла объяснить в этом сне. Я поинтересовался тем, почему я нюхаю ее ноги, и она описала свои страхи, что я бы увидел ее темную неприятную сторону и отверг ее. Но остаток сна представлялся ей таинственным и трудным для понимания. После чего я выразил свою реакцию: «Маргарет, это кажется мне очень детским сном — большая комната и мебель, вы ползете ко мне, мы оба сидим на полу, я нюхаю ваши ноги, прижимаю их к своей щеке — вся обстановка сна заставляет меня думать, что он представлен с точки зрения маленького ребенка».
Мои комментарии затронули некую важную струну, ибо по дороге домой на нее нахлынули забытые воспоминания о том, как они с матерью часто массировали друг другу ноги во время долгих сокровенных разговоров. У нее были весьма проблемные отношения с матерью, и в течение многих месяцев терапии она стояла на том, что ее мать была безжалостно далека от нее, и у них практически не было моментов физической близости. Сон рассказал нам совершенно иное и знаменовал новый этап терапии, в котором она переформулировала прошлое и представила своих родителей в более мягких, более человечных тонах.
Другой сон, огласивший и начавший новую фазу терапии, был изложен пациентом, который не помнил большую часть своего детства и был любопытным образом нелюбопытен по отношению к своему прошлому.
«Мой отец был все еще жив. Я пришел в его дом и разглядывал старые конверты и записные книжки, которые не должен был открывать до его смерти. Но затем я заметил зеленое мерцание, появляющееся время от времени. Я мог видеть его прямо сквозь один из запечатанных конвертов. Это было словно мерцание от моего телефона».
Пробуждение любопытства пациента и звонок из его внутреннего «я» (мерцающий зеленый свет), который наставляет его обратить свой взгляд на отношения с отцом, в этом сне вполне очевидны.
Последний пример сна, открывающего новые перспективы для терапии:
«Я собиралась одеться на свадьбу, но нигде не могла найти платье. Мне дали груду деревянных фрагментов, чтобы построить свадебный алтарь, но я не представляла, как это сделать. Затем моя мать заплела мои волосы в косы. После чего мы сидели на диване, и ее голова была столь близка к моему лицу, что я могла чувствовать ее усы. Затем она исчезла, а я осталась одна».
У пациентки не было никаких сколько-нибудь значительных ассоциаций с этим сном: особенно со странным образом кос (с которыми она никогда не сталкивалась) — до следующего вечера, когда лежа в кровати и засыпая, она внезапно вспомнила, что у Марты, давно забытой, но лучшей подруги в первых трех классах, были косы! Она рассказала об эпизоде, произошедшем в третьем классе, когда учитель вознаградил ее за хорошую классную работу, дав ей возможность украсить класс к Хэллоуину и разрешив выбрать другого ученика, чтобы помочь ей. Думая, что было бы неплохо расширить свои знакомства, она выбрала другую девочку, а не Марту.
«Марта больше никогда не разговаривала со мной, — сказала она печально, — а ведь это была моя последняя лучшая подруга». Затем она перешла к истории своего жизненного одиночества и всех потенциальных близостей, которые она тем или иным образом саботировала. Другая ассоциация (к образу головы, близкой к ней) была связана с ее учительницей в четвертом классе, наклонившей свою голову очень близко к ней, словно собираясь прошептать что-то нежное, но вместо этого прошипела: «Зачем ты это сделала?» Усы во сне напомнили о моей бороде и ее страхе чрезмерной близости со мной. Повторение того же следующей ночью — это пример ассоциированных воспоминаний, также достаточно распространенного феномена.
Глава 82. Уделяйте внимание первому сну
Со времен работы Фрейда, вышедшей в 1911 г. и посвященной первому сну в психоанализе, терапевты с особенным уважением относились к первому сну пациента в терапии. Этот начальный сон, по убеждению Фрейда, часто бесценное свидетельство, предлагающее исключительно показательный взгляд на ключевые проблемы, потому что ткач снов внутри бессознательного пациента все еще наивен и избавлен от охраны. (Исключительно по риторическим причинам Фрейд иногда говорил об отделе памяти, разрабатывающем сны, словно это был независимый гомункул.) В дальнейшем, когда способности терапевта к интерпретации снов становятся очевидными, наши сны делаются более сложными и сбивающими с толку.