Дар сгоревшего бога
Шрифт:
Но Брант знал, что в хилом теле бьется великодушное сердце, и уважал Харпа за острый ум. Он не зря учился двумя классами старше сверстников. Брант замечал порой, как взгляд его уплывает куда-то далеко, вид становится отсутствующим. И немного завидовал этой способности — сбегать в свои мысли.
— Ты обязательно станешь Охотником Пути. Точно-прочно, — сказал Харп. Была у него, когда он волновался, странная привычка — рифмовать. Другие мальчики из-за этого над ним посмеивались. Но Брант понимал, что удержаться он не может.
— Ведь твоего отца увенчивали
Сердце у Бранта сжалось, и радость его померкла. После смерти отца прошло меньше года, рана была еще свежа. Только не сегодня… этот день слишком хорош для грустных мыслей. Он попытался прогнать боль, которая мучила его столько дней и ночей.
Но тень ее осталась. Как смутное предчувствие дурного.
Наконец, подобно шороху сухих листьев на ветру, до них донесся шум толпы, и Маррон припустил быстрее.
— Я займу для вас места!
Брант, в надежде убежать от уныния, тоже прибавил шагу и чуть не опрокинул Харпа. Пробормотал:
— Извини.
Поворот тропы — и перед ними открылась Роща. То было огромное естественное углубление в земле, впадина, окруженная по краю древними деревьями помпбонга-ки. Они возвышались над облачным лесом подобно гигантским стражам и не росли больше нигде во всех Девяти землях. Древесина их была прочна, как железо, легка, как туман, крадущийся по лесу. И приносила доход Сэйш Мэлу, ибо из нее делали корпуса и кили для всех мириллийских флипперов.
Девять великанов вокруг Рощи именовались Милостями. Их посадила, по слухам, сама Охотница, когда решила возвести кастильон здесь, на краю впадины, в кроне самого древнего из лесных деревьев, которое во времена основания царства уже было старым.
Ветви помпбонга-ки нависали зеленым шатром над естественным амфитеатром Рощи. Лишь над серединой ее сияли небеса. Луг внизу, казавшийся изумрудным морем, озаряло полуденное солнце.
На склонах расположились зрители. Многие расстелили на траве одеяла, грелись в солнечных лучах, радуясь весеннему теплу не меньше, чем развлечению. Вблизи луга толпа была намного теснее — люди сидели там плечом к плечу. Желающие полюбоваться зрелищем сверху забирались на помосты и балкончики, выстроенные давным-давно среди ветвей Милостей. Перила их и лесенки, ведущие наверх, увиты были весенними цветами.
Брант, осматриваясь, вытянул шею. Но ни единого свободного местечка, похоже, уже не осталось.
— Весь мир собрался тут, — сказал Харп, задыхаясь от волнения.
Говор и смех перекатывались над толпой. Трепетали на ветру флаги — знаки семей и кланов.
— Сюда! — Маррон замахал им рукой с левой стороны. — Скорее! Мой брат держит скамейку! — И показал на лесенку, ведущую на одну из Милостей.
Брант и Харп поспешили к нему.
Впереди, за Рощей, виднелся кастильон Охотницы, расположенный ярусами на вершине десятого, самого большого дерева помпбонга-ки. Его зеленую крону первой озаряло восходящее солнце. Древнее дерево продолжало расти, и то, что было выстроено когда-то на его ветвях, теперь, оплетенное ими, будто вросшее в ствол, казалось его неотъемлемой
Вряд ли для богини облачного леса мог найтись более подходящий дом.
Брант нашел взглядом высокий балкон кастильона. Обычно Охотница наблюдала за состязаниями оттуда. Но пока там никого не было. Возможно, она собиралась выйти позже.
Мальчики подбежали к Маррону.
— Высо… высоко нам лезть? — спросил, задыхаясь, Харп.
Маррон ткнул в самую вершину, и малыш застонал.
— Не ной. Мы с Брантом уж как-нибудь затащим туда твою тощую задницу. Пошли!
Маррон был добродушен как никогда. В иное время и разозлился бы на Харпа, но в этот день ничто не могло испортить ему настроение.
Все трое двинулись к лесенке.
У подножия ее Брант заметил рыцаря теней. Женщину, почти неразличимую в сумраке, который царил под густой кроной. И подумал, что та, должно быть, служит Охотнице и тоже пришла посмотреть на состязание.
Еще один рыцарь затаился под соседним деревом. Брант оглянулся. Может, и под тем, мимо которого они прошли, прячется кто-то? Не так-то легко разглядеть их.
И тут он налетел на женщину. Та незаметно успела выплыть из теней навстречу.
— Простите, — сказал он испуганно и попятился.
Но она его удержала.
— Тебя зовут Брант, мальчик?
Услышав свое имя из уст такого человека, как рыцарь теней, он утратил дар речи. Ошеломленно уставился на нее.
— Да-беда, — срифмовал Харп, тоже тараща глаза на рыцаря. — Так его зовут.
На плечо Бранта легла тяжелая рука.
— В школе сказали, что ты пошел сюда. Мы посланы за тобой.
— Почему? — спросил он, обретя наконец способность говорить. — Я… ничего плохого не делал.
— Никто этого не утверждает. Но почему тебя вызывают, я не могу сказать.
— Кто вызывает?
— Сама Охотница.
И она повела Бранта в сторону кастильона. Друзья его смотрели вслед. Харп — с благоговейным выражением лица, Маррон — растерянно.
Сам он был потрясен так, что молчал все время, пока обходили впадину. По дороге к ним присоединились еще два рыцаря.
Брант слышал, как они негромко переговаривались у него за спиной.
— Зачем ей мальчик?
— Кто знает? В последнее время не угадаешь, что может прийти ей в голову. Длани и те жалуются — то злится ни с того ни с сего, то как-то странно, подолгу, молчит.
— И что тут странного? — фыркнул один. — Точь-в-точь моя жена…
Добравшись до великого дерева, они прошли сквозь арку между огромными корнями. Солнечный свет пропал. Рыцари слились с полумраком на лестнице, превратились в шепчущие тени. Но уже на первом этаже солнце вернулось, заиграло в зеленой листве, бросая по стенам зайчики. Стало казаться, что кастильон и впрямь создан самим деревом — и множество балконов его, и комнаты-углубления, и лестницы, ведущие наружу и глубоко зарывающиеся в ствол. Трудно понять было, что вытесано здесь рукой, а что образовано природой.