Дар страны Мидос
Шрифт:
Услышав вошедшего, он гоготнул:
— Что тоже приспичило? А я долго еще! Давай в штаны. Ха-ха… — и начал поворачивать голову.
Весь свой страх Макар вложил в удар ноги. Его новая катапульта попала подошвой ботинка прямиком между лопаток секьюрити. А поскольку Макар сам был не мальчик-с-пальчик, да еще у ничего не подозревавшего охранника руки были заняты внизу, он гулко втемяшился головой и грудью в кафельную стену. Начал сползать на пол.
Но, хотя от мощного сотрясения у бритого подкосились ноги, он все же не до конца утратил сознание. Стоя на коленях, он оперся руками о сливной бачок, и видно было, как он небезуспешно приходит в себя.
Еще пять секунд отсчета нокдауна — если не добить — и потом на его месте будет Макар, но уже в нокауте.
Бережной навис над ним сверху, схватил колючую голову руками и очень жестко впечатал ее в тот самый сливной бачок. Толстая керамическая крышка с треском разлетелась в куски. Охранник обмяк. Макар, придерживая его рукой, пошарил по широкому кожаному ремню. Нащупал наручники и кобуру, вытащил пистолет. Потом он отпустил бесчувственную тушу, которая повалилась на пол, в желтую лужу. Ё-моё… Только теперь Макар заметил, что, несмотря на возникшие осложнения, охранник прилежно закончил начатое им дело до конца.
Макар брезгливо отшагнул на сухое место. Потом он разобрался с пистолетом — убедился, что магазин полон патронов, снял с предохранителя. Обернулся на усыпленного. Надо бы его как-то зафиксировать. Вон — водопроводная труба — наручниками к ней пристегнуть…
Дверь отворилась.
— Ты чего тут… — санитар осекся, изумленно выпучив глаза.
Макар передернул затвор.
— Назад. К стене, — приказал он.
Санитар попятился, уперся спиной в стенку. Макар вышел в коридор и отступил в сторону.
— Одно лишнее движение — убью.
Тощий в белом халате кивнул головой.
— Оружие есть?
— Нет, — обрел, наконец, дар речи санитар.
— Иди к своему другу, пристегнешься с ним наручниками, чтобы цепочка была между трубой и стеной. Понял!?
— Понял, — безропотно ответил санитар.
Он выполнил все, что было велено. Макар убедился, что захваты наручников заведены плотно — руки из них не вытащить.
— Кого вы здесь держите? — спросил он у санитара.
— Пациентов.
— Каких пациентов, что с ними делают?
— Опыты ставят…
— Какие опыты?! — Бережной опять наставил на него пистолет.
— По изменению генов. Да я только присматриваю за ними. Там на дверях все написано…
Макар захлопнул дверь и пошел к камерам. В металлических дверях играли бликами небольшие пластиковые окошки, в которые просматривались сами «больничные палаты». Были там: железная кровать, стол, стул, полка, умывальник, унитаз. Везде горел дежурный свет — не такой яркий, как в коридоре, но позволявший видеть все, происходившее внутри.
В каждой камере содержалось по одному пациенту. Они — мужчины и женщины разных возрастов — кто спал, кто, несмотря на ночь, сидел на кровати, ходил взад-вперед. Окошко, как понял Макар, было прозрачно лишь снаружи: пациенты смотрели на него, но не замечали.
На вид — обычные люди.
Но личные карточки, вставленные в прозрачные кармашки на дверях, помимо общих данных, сообщали дикие вещи:
1. № пациента, имя
2. Пол
3. Возраст
4. Дата поступления
5. Комплекс принудительного подавления (в разных вариациях и разной степени в %): инстинкт самосохранения; чувствительность к низкой и высокой температуре, влажности, высокому и низкому давлению; гены родственных привязанностей; гены страха, любви, гордости, благодарности, сочувствия, жалости, лени, агрессивности, зависти, мстительности — и еще много других человеческих качеств, которые были в той или иной степени подавлены у этих людей.
6. Комплекс принудительной активизации (также в разных вариациях и разной степени в %): гены выносливости, искренности, покорности, преданности, исполнительности, аккуратности…
Картина из этих листков вытанцовывалась более-менее понятная. Людей готовили на роль идеальных исполнителей, рабов. Рабов совершенных — не осознающих ущербности своего положения, а потому нисколько не тяготящихся своей участью. Наоборот, судя по характеристикам, эти люди должны были смыслом жизни видеть выполнение приказов. Чего стоит: «подавить инстинкт самосохранения»! Или: «подавить гены родственных привязанностей»! Это же не люди, это биороботы. Вот, значит, какими Брэд перспективами хвастался.
Неужели такое практически осуществимо? Впрочем, Макар тут же и ответил себе: вполне осуществимо. С тем научным багажом, который здесь наработан, плюс испытания непосредственно на людях — в такие результаты можно поверить.
И все же, надо поговорить с кем-нибудь из заключенных. Может не так все плохо. А потом — Марину в охапку и бегом отсюда…
Замки камер тоже были электронными.
Макар вернулся в туалет. Охранник уже сидел, держась свободной рукой за голову и сплевывая кровь из разбитого рта. Он наверняка впервые в жизни попал в такую ситуацию.
Пригрозив санитару пистолетом, Макар подскочил и без всяких сомнений и угрызений со всей силы саданул ногой по скуле камуфлированного акселерата. Тот поймал второй нокаут.
— Где ключи от камер? — спросил Макар у замершего санитара.
«Медбрат» осторожно вынул из кармана пачку пластиковых карт и молча бросил Макару под ноги.
Макар прошелся по коридору меж камер (как тюремщик, ей-богу!), всматриваясь в надписи на карточках.
Выбрал мужчину тридцати восьми лет с полным комплексом подавления.
Сунул пистолет за пояс и открыл дверь.
Крепкий, слегка полноватый пациент в желтой пижаме, сидевший на кровати, встал и вытянулся по линейке. Его голубые глаза бесстрастно смотрели куда-то в подбородок Макару.
— Как вас зовут? — спросил Макар (хотя он уже прочел имя на табличке).
— Бак, сэр.
— Что вы тут делаете?
Мужчина так же отрешенно, но четко отвечал:
— На мне исследуют генные изменения в организме, сэр.
Его спокойствие могло означать две вещи: или дело совсем швах, или его как-то убедили, что это безвредно.